Все, кто был на холме, смотрели в одну сторону. Там, на юго-западе, на границе видимости среди уходящих за горизонт холмов, разгорались яркие оранжевые точки — костры. Что бы там ни находилось, оно тоже пылало, как и Заячий холм.
— Поберково! Поберково горит! — закричал кто-то.
— Низшие!
— Где стражи пределов!
— Уничтожают источники, как можно…
Полная женщина закрыла глаза. Слав шагнул к ней и положил руку на плечо. Хороший жест, утешающий и где-то даже собственнический.
— Варька… — слов у хранителя не было.
Она мотнула головой, выдохнула и, взяв себя в руки, выпрямилась, устремляя взгляд к далеким огням. Я сразу вспомнила, где сталкивалась с ней раньше, видела, как эта женщина так же собирается с духом и вскидывает голову. Сегодня на ней не было длинного платья, так не понравившегося некоторым гостям Кирилла. Староста стежки Заячий холм и его опора — ведьма Варвара.
— Интересно получается, — протянул падальщик.
— Что? — спросила я.
— Джинн сказал, что он из Поберкова? — Веник прищурился.
— Да. — Я потерла уставшие глаза.
— А указывал, если вы заметили, совсем в другую сторону. — Гробокопатель с минуту смотрел на холмы с точками огней, будто они могли объяснить необъяснимое.
Нечисть не может потерять ориентацию или заблудиться. Никогда, в силу обоняния, памяти и врожденного чувства направления.
Холмы продолжали гореть в темноте, и им не было дела до букашек, ползающих по склонам.
Падальщик отвернулся и сел на траву, скрестив ноги.
— Что теперь? — растерялась я. — Что делать?
— Ждать, — ответила явидь, свивая хвост в кольцо и опускаясь рядом.
— Чего?
— Кого, — поправил гробокопатель, — Хозяина. У них сегодня здесь «толковище», не забыла? Уверяю, столько призывов о помощи, — он описал рукой полукруг, — он не пропустит.
Нас окружали не только холмы, не только огни и дым, несколько столбов белого дыма висели на фоне ночного неба, жирные меловые штрихи на ученической доске.
Я села на траву, поплотнее закутываясь в куртку. Холодно и мокро. Усталость навалилась разом. Не хотелось ничего, лишь остаться во тьме и неподвижности. Болело все: бок, руки, ноги, мышцы, кости, лицо, глаза и даже волосы.
Гудели голоса, изредка слышались всплески воды, дул ветер. В голове пустота, но лучше уж она, чем картинка-воспоминание с упавшим и силящимся что-то сказать Сергием. Змееныш перестал возиться и уснул. Мы сидели тихо. В какой-то момент я заметила, что небо посветлело, звезды померкли. Голова казалась непомерно тяжелой, тело то и дело сотрясала дрожь. Плечо и руки Веника пришлись как нельзя кстати. Глаза закрылись сами собой.
