— И этот обследователь…
— Сидит, как видишь, перед тобой.
— Да, чем только нашему брату не приходится заниматься… — Виктор вздохнул. — Когда думаете двинуться?
Иван Николаевич взглянул на книжки.
— Вот дочитаю… Дня через три, пожалуй.
— Ну а что придется делать мне? — спросил Виктор и кивнул на брошюрки. — Тоже читать все это?
— А ты не огорчайся так, — Пронин усмехнулся. — Я, знаешь, даже увлекся…
Но тут беседу их прервала Агаша.
— Иван Николаевич, спрашивают вас, — сказала она, входя в комнату. — Пакет со службы. Говорят, срочный…
Пронин вышел в переднюю, расписался в получении пакета и вернулся обратно. Он не спеша распечатал конверт, вытряхнул на скатерть телеграфный бланк, прочел бумажку. Брови его сдвинулись, глаза потемнели, и он медленно протянул листок Виктору. Это была телеграмма из совхоза. Текст ее был краток: «Вчера умерла признаках отравления мышьяком птичница совхоза Царева начато следствие».
— Да… — задумчиво протянул Иван Николаевич, не глядя больше на свои книжки. — Не придется, видно, дочитывать мне эту беллетристику. Выеду в совхоз сегодня.
Пронин вышел из поезда. На перроне было солнечно и пустынно. Приземистое кирпичное здание станции утопало в зелени. Начальник станции, стоявший в конце платформы, быстро проводил поезд, и не успел еще поезд скрыться за поворотом, как Пронин услышал попискивание каких-то пичужек, шелест листвы, производимый слабым летним ветерком, и прерывистые хриплые выкрики петуха, должно быть, нечаянно вспугнутого, и сразу ощутил, что находится в деревне. Он прошел через станционную залу. Там было прохладно и скучно. Несколько женщин сидели на деревянных скамьях и, прикорнув друг к другу, сонно ожидали прихода местного поезда. Пронин вышел на вымощенную площадь. Четыре повозки стояли возле забора. Разнузданные лошади, привязанные к изгороди, лениво жевали сено, охапками положенное прямо на землю. Возчики собрались у крайней повозки и попыхивали папиросками.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал Пронин, подходя к ним. — Попутчика мне не найдется?
— А вы откуда? — спросил его низенький паренек, с любопытством рассматривая приезжего.
Пронин и на самом деле выглядел необычно возле этой побуревшей станции и пыльных телег. В добротном костюме, мягкой фетровой шляпе, с перекинутым через руку пальто, особенно бросающимся в глаза благодаря вывороченной наружу блестящей шелковой подкладке, с небольшим чемоданом в другой руке, он казался здесь чуть ли не иностранцем.
