Словно электрический ток прошиб Леонидова. Он вспомнил: в тот давний день, когда вышла газета с его статьей в защиту пьес Островского, Екатерина Ивановна встретила его в театре словами, «Читала, читала, батюшка Леонидов, твою статью. Смелую правду ты там высказал». — «Спасибо…» — поблагодарил Леонидов. — Только ты, батюшка, там ошибочку одну допустил». — «Какую же?» — «По нынешним-то временам считается, что великих драматургов нет, есть великие режиссеры, а ты…»
Вспомнил все это Леонидов и только тут понял наконец-то, какую ошибку допустил он тогда в статье, в чем причина его бед и неудач в последние годы. «Да как же? Как же?! — с искренним недоумением воскликнул он спустя час перед женой. — Да я же считал этого человека высокоталантливым, высокочестным художником… допускающим… ну некоторые ошибки в постановке пьес Островского. Ведь творческий разговор коллег… простая товарищеская критика. Как же это, Машенька?!» — «Ничего, переживем… — ответила жена Леонидова, женщина верная и добрая. — Только… не надо больше так. Не трогай ты их… этих театральных корифеев».
Через несколько лет тот театральный корифей, всегда цветущий и улыбчивый, неожиданно заболел, от болезни так и не оправился. Леонидов был на его пышных похоронах, слушал речи о его величии, искренне верил в них, думал, что этот художник сделал, конечно, много, а мог бы еще больше, если бы имел способность прислушиваться к советам и дружеским замечаниям своих коллег, умел бы относиться к ним творчески.
Прошел еще год. Ранее сочиненные пьесы лежали в столе мертвым грузом. Но Леонидов рискнул написать еще одну. Она была, как говорится, на самую что ни на есть прозаическую тему, но называлась несколько загадочно — «Сказка и жизнь». Главный конфликт пьесы строился на том, что молодой и талантливый инженер, недавно назначенный начальником механического цеха, энергично борется за дисциплину, за повышение производительности труда. Некоторым лицам, привыкшим к полусонной жизни цеха, к опозданиям: а то и к прогулам, и при всем этом к высоким заработкам, это, естественно, не нравится, они решают опорочить молодого руководителя и снять его с работы.
Такой нравственно-производственный конфликт был многократно использован в драматической литературе, и он немного уже стоит, но Леонидов придал ему необыкновенную остроту тем, что заговор против передового руководителя возглавил секретарь цеховой партийной организации. «Да ты что-о?! — испуганно ахнула жена, узнав о таком замысле. А что, — ответил Леонидов. — Не бывает так? Не пробираются разве в партийные органы нечестные люди?» — «Если и бывает, так ведь с ними борются там». — «А я что делаю? — упрямо спросил Леонидов. — И я борюсь с такими».
