Л и з а. Агафья! Агафья!
Из избушки выходит молодая дородная женщина, А г а ф ь я, жена Герасима Кокорина.
А г а ф ь я. Кончили?
Л и з а. Последнее лукошко высеяли!
А г а ф ь я. Герасим-то мой умаялся… Литейщик первой руки, а пахарь липовый.
Л и з а. Втянется. Видала, как Ивушкин…
А г а ф ь я. Ивушкин! Он же лет до восемнадцати в деревне шил, а Герасим мой… Да и то сказать — день и ночь, день и ночь в поле…
Л и з а. А я боронить научилась! Лошадь запрягать, распрягать. Только хомут затягивать тяжело.
Входят коммунары — Г е р а с и м К о к о р и н, В а с и л и й Г о л ь ц о в, вслед за ними И в у ш к и н. Все возбуждены, веселы. Лиза готова броситься к Ивушкину, поздравить с окончанием работы, может быть, обнять, но он, не заметив этого ее движения, просто пожимает ей руку.
И в у ш к и н. Дай попить, Лизок!
Коммунары умываются. Агафья подает ужин. Появляется С а м о й л о П е т е л ь к и н.
С а м о й л о. Шабаш, соседи!
А г а ф ь я. Самойло Петрович, к нам ужинать!
К о м м у н а р ы. Садись, Петрович!
С а м о й л о. Благодарствуем. (Берет миску с едой, ест.)
И в у ш к и н. А коняке своему ты, Самойло Петрович, копыта, часом, не срезал? (Смеясь, рассказывает.) Идет за плугом с таким напором… Лошаденка, бедная, только ноги поджимает!
С а м о й л о. Первый рая на собственной земле.
И в у ш к и н (с улыбкой). А что бы тебе вместе с нами, в коммуне пахать?
Вопрос этот застает Самойлу врасплох. Он, такой счастливый оттого, что получил свою землю, должен ее сразу потерять?
С а м о й л о. Не-ет… Моя земля! Еще батя мечтал… (Даже продохнуть не может от волнения: так не по душе ему этот разговор.)
И в у ш к и н. Она, конечно, твоя, но ты ж ее не покупал. Земля — народная.
С а м о й л о. А я ее куплю.
И в у ш к и н. У кого?
С а м о й л о (в затруднении, ищет ответ). Хочу, чтобы совсем моя была.
И в у ш к и н. Зачем это тебе?
С а м о й л о. Сам хозяин.
И в у ш к и н. Неужели не надоели тебе хозяева?
С а м о й л о. Так то были они, а теперь — я.
И в у ш к и н. А чем ты будешь лучше их? Тебя заставляли — и ты заставишь кого-нибудь работать на себя, да?
С а м о й л о. Они свое пожили, теперь — мы.
И в у ш к и н. Ну, ты разбогатеешь, — значит, кто-то обеднеет? Что ж тогда останется делать бедным? Да то же самое, что только что сделал ты: отобрать землю у богатых. Сказка про белого бычка, друг!
С а м о й л о. Постой-ка, постой! Ты говоришь — земля народная? А разве я — не народ?! Стало быть, моя земля!
