В качестве характерного штриха небезынтересно будет отметить «имущественное положение» этих спасителей мира: у Петра Еремеевича, как уже указывалось выше, конюшня лошадей; старообрядец Спиридон (прямой собрат лешего Антютика, философ-пантеист, приверженный старой вере) — владелец мельницы; Зайчик— сын деревенского лавочника, да и сам Чертухинский балакирь за бесхитростную душу приобщается к сильным мира сего— становится зятем Спиридона. Святые из толстосумов — лишний мазок для идеологической доминанты творчества С. Клычкова.
Каковы же основы клычковской философии?
Как «исстари» повелось, он естественно видит в мире два начала — божеское и бесовское. Для такого прожженного мистического идеалиста, как Клычков, это обстоятельство настолько обыкновенно, что о нем не стоило бы и говорить. Однако об этом говорить приходится, так как углубление этого пункта раскроет мрачную клычковскую философию с соответствующими ей социальными выводами. Божеское начало по Клычкову более или менее монолитно, ибо многочисленное бесовское хозяйство (все имеет своего самостоятельного беса — есть бес соборный, бес скотский, блудный, железный и даже очажный маленький бесенок, по вине которого бабы ухватом опрокидывают горшки) на земле соподчинено было началу божескому. Бесы эти являлись, так сказать, изнанкой божеского (как известно из авторитетных источников, без черта и богу существовать незачем).
По глубокомысленному объяснению Петра Еремеевича («Последний Лель») беда не в том, что люди кое-где бога забыли, а в том, что бог перестал заниматься землей с тех пор, как люди слишком ученые стали. «Отдаст господь премудрость свою в руки человеци… господь отринет лицо свое от земли и забудет о ней навсегда…» — поучает Петр Еремеевич по святому писанию.
Естественно, что для Клычкова, убежденно проповедующего двуипостасность (двуединость) мира, нежелание бога заниматься землей приводит к неисчислимым бедствиям. В чортовском царстве начинается невообразимая путаница. Отпал главный регулятор. Двуплановость, двуипостасность врывается и в чертовское царство (бес — изнанка божества), и совершенно теперь не разберешь, что от бога, а что от беса. Недотепа, Спиридон или дьяк из «Последнего Леля» — обыкновенный дьяк-пропойца и мн. др. — все эти, казалось бы, «святые» персонажи перед читателем обращаются чертями. У дьяка появляются из под шляпы рожки. Уж Михайло — подвижник хоть куда Он и нарисован Клычковым по-иконописному: когда входит в деревню— от края к краю неба ложится радуга, над ним вьется голубь. Но и Михайло в какой-то момент превращается в нечистую силу.
