«Эй, заморского вина бокал! —
Кто-то в царскую петлю попал.
Царь на гульбище попил, поел —
Знай, кого-то повели в расстрел».
Подняться над уровнем понимания самодержавия как хмельного пира, сопровождая это залихватским стереотипом старого пьяного российского притаптывания, — Орешин не может:
«Пир свой правил, — эх, ты сыпь да жарь! —
Злой последыш красноносый царь».
Почему же на поэмах Орешина нужно остановиться отдельно? Причина тому есть.
Все творчество Орешина последних лет является упорным желанием специфическим «российским прозвенеть» (по его собственному выражению в стихотворении, посвященном Сергею Есенину). Оно в нашей действительности— реакционно. В особенности его последняя книга «Откровенная (! — О.Б.) лира».
Поэмы же его дают видимость сюжетной революционности, и, к сожалению, в юбилейные даты революционного календаря они являются ходким товаром, заполняющим скучными столбцами газетные и журнальные полосы. Вот Орешин и приспособляется (не в пример своеобразно принципиальному Клюеву), но не сдает своих позиций и в приноровленческих вещах делает ловкий маневр в двух направлениях: 1) опошляет революционный сюжет и, в особенности, 2) через форму своеобразно «руссифицирует» общественную тему, смазывает, реакционно искривляет ее сущность.
Орешинские поэмы еще раз должны напомнить нам о необходимости внимательного подхода к вопросу формы и содержания, которые мыслимы в произведении искусства только как органически, неразрывно связанные взаимодействующие силы. Только критический анализ этого взаимодействия полностью вырисовывает перед нами фигуру писателя.
Красные звезды на черном фоне, красные звезды на стрелецких щитах не обманут нашу литературную общественность.
1928–1930.
КУЛАЦКАЯ ФИЛОСОФИЯ И ДИДАКТИКА[3]
Если огромные задачи индустриализации страны, выполнения плана великих работ, перевода всей нашей промышленности на социалистическую основу требуют героических усилий, дальнейшей закалки пролетарского сознания, максимального развития созидательных устремлений, то в стократ общественно сложнее осуществление коллективизации сельского хозяйства, вытравление отсталых экстенсивных форм индивидуального мелкособственнического деревенского «производства». В городах — огромные армии индустриального пролетариата, непосредственных созидателей пролетарского государства, носителей мирочувствования молодого класса— строителя новой морали. В городах у врагов — остатков буржуазии и пронырливых, но все же неуклюжих нуворишей — выбита из-под ног почва.
