Нет. Штаб принимает труднейшее решение: всем составом бойцов, обороняющих Кронштадт, интернироваться в Финляндию.
– Я не приму участие в бегстве, – сказал Козловский.
– Это не бегство, Александр Николаевич, – возразил Соловьянов, дымя папиросой. – Это отступление.
– И вы думаете, финны встретят массу беженцев с улыбкой?
– Улыбок не будет. Интернирование – это трудная жизнь по законам военного времени. Но – жизнь. Мы предъявим финнам официальное обращение к коменданту Карельского военного сектора. С изложением мотивов, вынудивших нас к переходу границы. Это обращение подпишете вы.
– Я всего лишь начальник артиллерии Кронштадта.
– Нет, Александр Николаевич. Так получилось, что вы объявлены вождем восстания…
– Нет никакого вождя! – резко сказал Козловский. – Есть самозваный ревком во главе с матросом Петриченко. А мы согласились с ним сотрудничать, потому что…
– Перестаньте! – Соловьянов ткнул в пепельницу недокуренную папиросу. – Восстание связано с вашим именем. Да, указали на вас большевики, но так получилось, что во всем мире… Ну, сами знаете! – сказал он раздраженно. – Так сложилась у вас судьба.
– Судьба… – Козловский отвернулся к окну, за которым угасал расстрелянный день. Отчетливо доносились снаружи пулемётные строчки. – Не надо про судьбу… Есть давно известное средство против любой судьбы…
– Не имеете права! – выкрикнул Соловьянов. И после недолгой паузы: – Александр Николаевич, вы не можете уйти от своей ответственности. Тысячи людей перейдут границу. Финские власти не захотят вести переговоры с матросами. А с вами – будут. Именно с вами.
Козловский потер глаза, красные от затяжного недосыпания. Потеребил седую бородку.
– Вот что, – сказал негромко. – Вы не должны думать, что напомнили мне об ответственности.
– Конечно! Я вовсе не…
– Давайте о деталях. Движение надо начать, когда стемнеет. Ехать к форту Риф… Как у нас с лошадьми?
– Транспортный обоз крепости может дать триста лошадей с повозками.
– Вы думаете, Евгений Николаевич, этого хватит?
– Невозможно предусмотреть, сколько будет беженцев. Скорее всего, не хватит. Кто-то пойдет пешком.
– От форта Риф по льду до Териоки – тридцать с чем-то верст.
– Да, но что же делать? От Рифа до форта Обручев ледовая дорога накатанная. А дальше, к финскому берегу, придется по торосам, по сугробам. Иного пути исхода нет.
– Исход, – сказал Козловский. Постучал пальцем по карте, расстеленной на столе. – Да, это лучше звучит, чем бегство. С ревкомом вы его… исход… согласовали?
