Отпуска – это ж святое дело. Почти все матросы были призваны служить в красный флот из деревень. Оттуда, из деревень, шли им письма: во первых строках приветы от родни, во вторых – жалобы на трудную жизнь. Продолжалась чертова отбираловка – приезжают с ружьями, орут и угрожают, отбирают – у кого посев, у кого лошадь, а у кого вещи носильные. Вот ему, Терентию, мать написала, что увели кобылу – как же теперь пахать, кто плуг потянет…
Он, Терентий, в отпуск просился, хоть на одну неделю, ему ж ехать недалеко, за полдня доберешься – до деревни Систопалкино, Копорской волости, Петергофского уезда. Хотел он, Терентий, в волостном совете пошуметь – как они, мать их так, посмели лошадь увести из дома, где одни бабы – мама с двумя малолетними дочками, а он, единственный в семье мужик, – красный военмор и, между прочим, победитель Юденича.
Может, ближе к новому, двадцать первому, году и дадут ему, Терентию, недельный отпуск. Хотя вокруг неспокойно. В Питере на заводах, на рабочих собраниях требуют уже не только прекратить уменьшение выдачи хлеба, но и перевыборов в совет депутатов. Чтобы там не одни большевики верховодили.
Ну, про это и на «Петропавловске» в кубриках толкуют. Сигнальщик Штанюк, например, кричит: «Они чего – одни только за социализьм? А другие партии? Эс-эры чего – против социализьма? А они, большевики, всех отпихнули! Это чего – народовластье у них такое?» Ну, Штанюк – горлопан со своим «социализьмом». А вот Юхан Сильд, машинист, человек тихий, с плешью на белобрысой голове, потягивает табачок-самосад, присланный братом из Эстонии, и говорит спокойненько, но горько: «Обманщики они. Рабоче-крестьянская власть. А что они с крестьянами делают? Оптацию уявили… то есть объявили… Ну так отпустите меня в Эстонию. А Озолса и других латышей – в Латвию. Так не отпускивают… то есть не пускают». Юхан – парень что надо. И табачком угостит, и поговорить с ним можно – у него, Терентия, и у Яши (так он Юхана зовет) подвесные койки рядом.
Он, Терентий, на собраниях не кричал. Он слушал. Да, слушал – и ворочал услышанное в собственной голове. А выступать – нет, не выступал. Куда там ему! Вот корову пасти – это да. Или поле помочь отцу распахать. Вот, правда, имел он пристрастие – книжки читать. И, между прочим, по окончании церковно-приходской школы получил похвальный лист. А книжки брал в Копорье – ходил в тамошнюю библиотеку при земстве. Очень нравились ему сочинения Марлинского, а особенно книжка Короленко «Слепой музыкант».
