Она нетерпеливо отперла дверь, зажгла свет и вошла.
Тюльпаны с вытянутыми шеями и закрытыми чашечками походили на капризные слепые цветы-змеи, а их лепестки сложились как губы, нехотя цедящие какое-то сдавленное крошечное «о».
Марика сбросила с себя пальто. Включила в розетку фен.
Затем, взяв одну из маленьких закрытых цветочных головок, просто-напросто разогнула лепестки пальцами.
Ей было немного совестно. Но что же делать, ведь цветы все равно вот-вот увянут.
Щелкнув выключателем фена, она направила струйку маленького шумного сирокко прямо в бутон, который тотчас начал принимать именно ту форму, какая ей была нужна: лепестки шелковисто поблескивали, темнели и извивались, словно тонкая ткань на ветру.
Она отложила фен.
«Да что я, собственно, делаю?» — подумала она. И ее охватил почти суеверный страх в ожидании кары.
Но дело было сделано. «Во имя искусства совершались преступления и похуже», — улыбнувшись напомнила она себе, и в мыслях мелькнули какие-то горящие коровы в одном из фильмов Тарковского — говорят, знаменитый режиссер и в самом деле их поджег.
Все же этот поступок, не лишенный извращенности, ее немного встревожил. Это чувство породило в ней неожиданную энергию, и, сосредоточившись, она сделала серию снимков и тут же проявила их. Она отметила про себя, что некоторые из них, по всей вероятности, должны получиться совсем неплохо. И потом, не раздеваясь, потная, с воспаленными глазами, она заснула на маленьком диване в мастерской, как бывало много раз прежде.
* * *
В четверг Мю явилась, опоздав больше чем на полчаса, нервная и напряженная, но после чашки крепкого кофе немного приободрилась.
— Я мало спала, — сказала она. — Наверное, нам лучше отложить съемку до следующего раза. У меня синяки под глазами.
Вид у нее и вправду был болезненный. Марика объяснила, что речь пока идет о пробных снимках.
— Выходит, по-твоему, если я ужасно выгляжу, это не имеет значения? сказала Мю.
— Я не собираюсь снимать тебя для рекламы косметики, — сказала Марика.
Девочка была задета, она уставилась в пол.
— Я всю ночь не ложилась, письма писала, — сказала она.
— Вот как, — сказала Марика. — Если хочешь узнать мое мнение, добавила она, — то я думаю, что в тебе есть и красота, и своеобразие.
— Только нос и уши подкачали, — сказала девочка.
«Пожалуй, все будет не так просто», — подумала Марика.
— Не хочешь немного оглядеться в мастерской? — предложила она.
Мю ходила по мастерской и смотрела, но мысли ее, похоже, витали где-то в другом месте. Увидев старые фотографии Марики с показов мод, она явно оживилась и совсем опешила, узнав, что Марика была фотомоделью. Да еще в Париже!
