Нет, у меня не хватит смелости.
Давай же, деточка, будь покруче. Мастер сделает ключи, и ты положишь оригинал на место. А потом сможешь входить к ним, когда захочешь. Возьмешь только такие вещи, про которые они решат, что сами потеряли. Всякую мелочь. Какую-нибудь золотую цепочку. Да что угодно.
Нельзя упускать такую возможность, ни в коем случае.
О Боже! У меня такое чувство, что я теряю сознание!
Дышать! Ты не дышишь с той минуты, как посмотрела в замочную скважину. Дыши! Вот, молодец!
Так, теперь открываем дверь. Вот лестница, вот сапог. Натягиваем перчатку, чтоб не осталось никаких отпечатков.
Маленькое вонючее отверстие в сапоге, ключи там. А теперь уже у меня в руке. Целая квартира. В ней все. Доступ открыт. Молодец!
На лестнице не умолкает эхо кошачьих криков, как сигнализация или голос совести. Но теперь ключи у нее в руках. Она спустилась по лестнице. Вышла на улицу.
Посмотрите, посмотрите на нее, думают люди. Да у нее буквально на лбу написано: виновна.
Ну иди! Иди же! Неизвестно, сколько у тебя времени! Боже упаси, если девчонка вернется прямо сейчас! Беги!
Мелкие, отдающиеся болью шаги, набойка на одном каблуке отлетела, гвоздь стучит об асфальт, тук, тук, тук, проклятье, звук долбит по мозгам, боль не проходит, несмотря на парацетамол. На меня смотрят?
Только бы у него было открыто. Только бы не потерять голос. Только бы он ничего не заподозрил!
Что ж, открыто, и к тому же — ни души! Удача не покинула ее. И мастер улыбнулся очень любезно.
Чтобы голос звучал, как надо, пришлось откашляться.
— Будьте добры, мне нужен дубликат этих ключей, и как можно быстрее, я сегодня уезжаю и должна передать их подруге; можете сделать это прямо сейчас?
Слава Богу, он сразу понял, что я тороплюсь.
— Выпейте пока чашечку кофе, — говорит мастер самым обычным голосом и указывает на термос и пластмассовые стаканчики.
Не хочу я никакого кофе, но лучше, наверно, выпить, спасибо, я присяду. Деньги? Лучше проверить; да, ровно столько, сколько я должна Монике. Что ж, раз уж я возвращаю их так скоро, то хватит ей пока и четырехсот. Или трехсот, если мне вдруг самой понадобится чуть больше. Ну да, я должна ей пятьсот, и эти пятьсот мне удалось наскрести, но ведь это еще не значит, что я совсем ничего не могу оставить себе? Моника поймет. Милая Моника. К тому же я ей так много помогала, уж не говоря о Хемингуэй.
Ну что еще такое! Это надо же, чтобы именно сейчас вошел сюда этот мужик, да еще такой нетерпеливый! Стоит и барабанит по прилавку, в своем дорогом пальто, привык, наверно, чтобы ему подчинялись. Сейчас скажет еще что-нибудь мастеру, а тот отложит мои ключи в сторону и займется его заказом. Но нет, «выпейте пока чашечку кофе» — так ему и надо, наглецу; только вот не стоит заводить со мной разговоры. По нему видно, что он не пьет кофе из пластмассовых стаканчиков. На лице гримаса; о нет, обращается ко мне, только не это!
