Проступило то, что на самом деле владело им, — какая-то безнадежная закостенелость, безнадежная горечь, железные челюсти грудного ребенка. Его взгляд — взгляд человека, который уверен, что он не на коне только потому, что все вокруг — идиоты. Подумать только, я считала его непонятым, несчастным человеком. Но у меня больше нет сил. Нет сил вынашивать эту мысль.
Он спросил:
— Ничего, если я тут брошу кости, — я всю ночь на ногах?
Чем он был занят всю ночь, он не сказал, последнее время он вообще не говорил, чем занят. А ей было плевать.
Будет только лучше, если он заснет. Вернее, если он заснет достаточно крепко.
— Поспи, конечно, — нежно сказала она и пошла на кухню, где очень тихо раскрошила в ступке две таблетки «Рогипнола». Получился мелкий белый порошок. Для верности она взяла и остаток той таблетки, которую давала кошке. Потом проскользнула в ванную, взяла вино, вылила остатки в стакан и размешала в нем белый порошок. Очень скоро он стал того же цвета, что вино, и осел на дно. Только бы Патрик побольше выпил.
Она осторожно, с почтительным видом подошла к нему и преданно произнесла:
— Ты спишь?
Он что-то пробормотал в ответ.
— Я подумала, может, ты хочешь немного вина?
— У тебя есть вино? Да, я заметил, что от тебя пахнет.
— Вино не самое лучшее, «Тинто».
— А я что, по-твоему, пью?
— Тут только стакан.
— Надо же, какая ты щедрая.
— Мне показалось, у тебя усталый вид.
— Спасибо. — Он выпил. — Фу, какое кислое, ты че, сама его сделала?
— Но это лучше, чем ничего.
Он, гримасничая, опорожнил стакан и снова лег. Спихнул на пол кошку, которая как ни в чем не бывало продолжала спокойно спать. Вдруг ей стало как-то беспокойно, и она потрогала ее, но та была теплой и дышала.
Она подошла к окну и стала смотреть на улицу, борясь с сильным желанием расхохотаться. Спокойствие теплом разлилось в ее животе, как детская каша.
Так она стояла, пока он не уснул — уснул самым сладким сном.
Потом, надев мягкие тапочки, она снова заняла свое место у двери. Было одиннадцать. Если ей повезет, то скоро появится господин Великолепный.
В двенадцать дверь открылась, и он вышел, одетый в униформу. У него было бледное и немного плоское лицо — лицо человека, поступающего в соответствии со своими интересами. Бай-бай, господин Великолепный, счастливо.
Теперь моя очередь! Вот тайный ключ, а в грудной клетке растет разгоряченное сердце, и уже кажется, будто в груди пищит Чужой. Это почти возбуждение, такое возбуждение, наверно, испытывает мужчина перед тем, как переспать с девственницей, думается ей, и вот она выходит на лестницу, в желтых резиновых перчатках, так как не нашла нормальных.
