— Но кто же он такой? — вскрикнул мистер Уилли.
— Я вам говорил, что я не тот, кого вы ищете, — вмешался Волков,- у людей иногда бывают однофамильцы.
— Уилли, мне это не нравится, — заметил директор.
— Я журналист,- продолжал Волков, обращаясь к сидевшему за столом,- и наш общий друг помешал мне работать в Никарагуа. Зато он дал мне много другого материала: например о жизни и подвигах кассира Келли. Кроме того, он заставил меня работать в кочегарке… Что ж, из всего этого выйдет несколько хороших фельетонов.
— Не годится, — быстро сказал мистер Карстерс и, подумав, добавил. — Уилли, вы, кажется, дурак.
— Но помилуйте… — захлебнулся сыщик.
— Нет, не помилую. Сколько вы держите на текущем счету в нашем банке?
— Четыре пятьсот.
— Сколько вы должны были получить за поимку Келли?
Две тысячи.
— Напишите этому джентльмену чек на две тысячи долларов в качестве гонорара за фельетоны, не подлежащие напечатанию… Понимаете, ваших долларов, — а не моих. Потом отправляйтесь обратно в Никарагуа и попытайтесь снова заработать эти две тысячи. Путевые издержки принимаю на себя.- Голос директора был сух и не допускал возражений.
Мистер Уилли достал чековую книжку. Пальцы его плохо гнулись и на лбу крупными каплями блестел пот.
Рубец второй день стоял у своего вокзала и чувствовал, что на третий силы не хватит.
Отель был ужасен: приходилось изображать глухонемого, невпопад тыкать пальцами в меню, пить чай лежа в постели, и до одури скучать в комнате с раззолоченными обоями.
Город был еще хуже. Он был огромный, многоэтажный и ревущий, до отказа набитый автомобилями, трамваями и бесцеремонной толпой. Вечером первого дня Миша попробовал пойти в кинематограф. Его впустили во время действия, в темноте он не нашел места и прошел весь партер до тускло освещенной двери под экраном. Над головой, по серебряному полотну беззвучно летел поезд. Это было неприятно, и Миша ушел домой.
Перед вокзалом кишела толпа, и ожидание было не выносимо. Волков мог решить, что Миша приехал из Лони Бич и ждать его на другом вокзале, с этого поезда в Лони Бич, кажется, не ходят. Но могло быть еще хуже: Волков мог сидеть в таком месте, откуда никакие поезда не ходят. «Освобожусь самосильно…» неизвестно еще, какой именно дурак напутал, что если он засел всерьез и надолго?
Как его найти, чтобы помочь? Как искать и где?
От этих мыслей темнело в голове и подкатывала тошнота. Миша ходил взад и вперед, увертываясь от стремительных прохожих и стараясь ни о чем не думать.
