— Очень хорошо, сэр, но я это возьму на заметку.
— А кроме того, — добавил мистер Читтервик в защиту рыжеволосого, — он перестал на меня так смотреть очень скоро. Он вообще перестал на меня глядеть.
— Решив, что задушил в вас всякое желание смотреть на него, — согласился Морсби, — да, совершенно так, сэр. Что дальше?
— А дальше, — сказал мистер Читтервик, ощущая некоторую неловкость, — не знаю, инспектор, замечали ли вы за собой то, что чувствовал тогда я. Если есть что-то, на что нельзя смотреть, я не могу совладать с желанием смотреть именно на сей предмет. И не отводя глаз!
В голосе мистера Читтервика прозвучали виноватые нотки, словно он просил извинить его глаза за эту неприятную привычку, и в то же время некая уверенность, что для подобной привычки есть смягчающие вину обстоятельства.
— Мне кажется, это свойственно большинству из нас, сэр, — заверил его Морсби. — И как бы то ни было, в данном случае это большая удача. Ведь как только вы подумали, что о вас позабыли, вы снова принялись за ним наблюдать?
— Ну да, — согласился мистер Читтервик виновато, — боюсь, что так.
— И что же вы потом увидели, сэр?
Мистер Читтервик рассказал, как, по его наблюдениям, между пожилой дамой и рыжеволосым мужчиной возникла сильная ссора, а затем перешел к эпизоду с нависшей над чашкой кофе рукой. Он рассказывал об этом не очень охотно. Он очень остро сознавал, что, возможно, вопреки пословице, в данном случае не гора родила мышь, а мышь — гору, и он эта самая «мышь», но он знал, что его долг — рассказать обо всем, даже о мельчайшей подозрительной подробности. А кроме того, делясь информацией, он в любом случае делился еще и ответственностью. И определить, что «мышь», а что «гора» теперь надлежит полиции.
Морсби дотошно расспросил его об этом эпизоде. Оба понимали, что от этой информации может зависеть человеческая жизнь, и обоим хотелось запечатлеть эпизод в своем сознании, пока свежо воспоминание о нем, как можно точнее, совершенно так, как все было, не более, но и не менее, прежде чем гусеница вдруг превратится в бабочку или же наоборот, в прах совершенно не относящихся к делу мелочей!
В конце концов оба пришли к выводу, что эпизод действительно имел место, потому что мистер Читтервик не мог бы все это просто вообразить: что рука рыжеволосого мужчины была в положении, не похожем на то, как если бы он просто положил в чашку кофе кусок сахара, но словно что-то было незримо зажато в ладони; что, несомненно, сначала рыжий человек отвлек внимание пожилой дамы от столика, заставив ее оглянуться и посмотреть в указанном направлении, и поэтому она не могла видеть, как рыжеволосый в этот момент проделал некую манипуляцию над ее чашкой. Выстроенная таким образом картина происшедшего была даже более зловещей, чем мистер Читтервик осмеливался думать прежде, и теперь он не мог не согласиться со сделанными выводами.
