Хрущев заулыбался, погрозил ему пальцем и отправился к ближайшей «едальне», где ломились столы и в центре стола горделиво выстроились в ряд бутыли с горилкой, в которых плавали красные перчики. Он важно уселся. Вытер губы и придвинул к себе бутылку. Произнес со значением: «От бутылки вина не болит голова, а болит у того, кто не пьет ничего».
А вечером в сельском клубе расслабился, сдернул галстук, произнес: «Да что там Неру, который советовал пить в меру: сей совет не для русского человека, — пить надо досыта — так советую вам я, Хрущев Никита. А я плохого не пожелаю». Потом он, правда, держал речь о том, что нужно объявить решительную войну с пьянством…
Но речь, собственно, не о Хрущеве. Этот случай просто пришел автору на память, когда он начал писать книгу о винопитии.
Любая дорога, как известно, начинается с первого шага. Для автора она началась в Советской Армии, где ежедневно в действующей армии полагались «наркомовские» 100 грамм. Дело было в городе Тоёхара (ныне — Южно-Сахалинск)…
ЗЕЛЕНЫЙ ГРАФИН КОМАНДУЮЩЕГО
Россия, Южно-Сахалинск
Моя служба проходила на Дальнем Востоке. Был я рядовым корреспондентом газеты «Тревога». Однажды командующий военным округом, знаменитый генерал, дважды Герой Советского Союза Николай Крылов срочно собрал совещание высшего командного состава. Пригласили представителей газеты. Но так как ведущие журналисты из числа офицеров находились на задании, секретарь редакции приказал пойти на совещание мне, младшему сержанту. Придя в штаб, я представился дежурному офицеру, и тот отвёл мне место в дальнем углу большого кабинета. На улице стояла нестерпимая жара. Окна кабинета командующего были настежь раскрыты. Очень хотелось пить.
На столе перед Крыловым на подносе стоял темно-зеленый графин и два стакана. Генерал армии то и дело небольшими глотками утолял жажду. В какой-то момент я, плохо соображая, что делаю, встал, подошёл к столу и тоже налил себе стакан. Поднёс ко рту и вдруг с ужасом понял, что в графине не вода, а чистый спирт. Но отступать было уже поздно. Собравшись с духом, я выпил содержимое и, прямя спину, направился к своему месту. Когда закончилось совещание, Николай Иванович сказал: «Все свободны, а младший сержант, останься!»
Подойдя к генералу, я попросил прощения за свой поступок, сказал, что очень виноват. На что командующий ответил: «Виноват, что сероват, видать, родом из деревни». И закончил такой фразой: «За нарушение субординации — пять суток гауптвахты, а за то, что «не потерял лица» — благодарность».
