О том, что блокада Хоста прорвана и в город двинулись с продовольствием первые машины, Говоров и Стрельников узнали в полевом госпитале.
Пятнадцатого февраля, советская сторона, выполнив женевские соглашения, покинула территорию Афганистана.
На последний курс Стрельников вернулся повзрослевшим на десятилетие, с едва заметной сединой на висках и легким налетом цинизма. Однокурсники с детскими размышлениями о жизни стали не интересны, девушки утомляли, и ничего не оставалось делать, как учиться. О войне он никогда не говорил, но она долго врывалась в его беспокойные сны. Он просыпался весь мокрый и никак не мог понять, где он. Потом все прошло. Война перестала сниться.
Колесо спустилось в самый не подходящий момент. Он опаздывал на встречу. Рассудив, что на метро будет быстрее, чем поймать такси в час пик, Стрельников, отвыкший от общественного транспорта, спустился в подземку. Втиснувшись в переполненный вагон, он напряженно прижал к себе портфель, боясь, что бы, не дай бог, какой ни будь ворюжка, не вытащил бумаги. На станции «Смоленская» новая волна народа бесцеремонно его оттолкнула от двери и сжала со всех сторон. Он бестолково пытался выдернуть портфель, чувствуя, что деликатная кожаная ручка долго не выдержит такого варварского обращения. Будь — что будет, он с силой дернул портфель, основательно зацепив чью — то штанину. Мужчина бомжеватого вида повернулся. Мутные глаза пытались сфокусироваться на лице Стрельникова, но видать картинка расплывалась. Мужчина мотнул головой и начал протискаться поближе к выходу. Стрельников прижал, наконец — то портфель к себе, и успокоился. Выйти на станции вслед за мужчиной ему не удалось. К выходу надо было готовиться заранее. Метро — это вам не машина с личным водителем.
Стрельников вышел на «Площади революции» и вернулся на «Арбатскую». Мужчину бомжеватого вида он нашел в стороне от эскалатора. Дежурный по станции требовал документы. Мужчина тщетно рылся в грязных карманах, пытаясь найти хотя бы какое — то подобие документов.
Вечером они пили водку в затрапезном кафе: отставной полковник Говоров и бывший рядовой Стрельников. Генеральный директор и… бомж.
После Ельцинских реформ, найти работу таким профессионалам, как Говоров, оставшимся за бортом жизни, оказалось делом не простым, если вообще возможным. Конечно, в неспокойные девяностые, как никогда, требовались люди умеющие хотя бы держать оружие в руках. Ничего кроме охраны, желторотые работодатели, жующие как заведенные жвачку, предложить Говорову не могли. И он должен был ценою своей жизни защищать этих ворюг.
