— Но, родители ничего такого не говорили.
— Ой, Саша, они, может, и не знают, мальчик — то взрослый. А, может, не хотят говорить. В каждой избушке — свои погремушки. Кофе сварить или как?
— Владимир Иванович говорил, что до болезни Лагунов был успешным и даже известным адвокатом. Ты бы видела его. Лежит безучастно. И вся наша неврология вторична. Может, мне его Степанкову показать?
— Что за больной такой объявился? — Дудник уловил конец разговора сразу как открыл дверь ординаторской. — Кому положили? Александра тебе?
В его тоне Саша уловила подвох, а потому неопределенно кивнула головой и отпила горячий кофе. Невзирая на кустарные условия приготовления, вернее на полное отсутствие таковых, кофе у Елизаветы получался сносным.
— Несправедливость вопиющая! Как кто — то стоящий, так Дудник гуляй! А если алкаш с невропатией так, пожалуйста, Дуднику.
— Константин Викторович, он только поступил, Саша даже толком не описала, так что подойди к заведующему и он поменяет Лагунову лечащего. Делов то! И больной весь твой, со всеми родственниками и связями и прочая, прочая…
— А что так? Нет — нет. Если положили к Александре, то увольте. С меня и алкоголика достаточно.
Дудник шутки не понял и начал сердится.
Он единственный в коллективе, кто мог позволить себе выбирать больных. И надо отдать должное, выбирал больных очень правильно, по большей части тех, у кого остеохондроз или подтверждение инвалидности. И почти все женские палаты числились за ним.
Вам женихов надо искать, зачем вам те женщины, а я душу отвожу.
Никто ничего не имел против. Справлялся с невростеничками Дудник отменно, никто не жаловался и в следующий раз, они норовили только лечиться у «своего» доктора, которым и был Дудник. От тяжелых, непонятных больных, с неуточненным диагнозом он умело отказывался, ссылаясь на какие — то фамилии и звонки сверху. Получалось даже коллегиально, почти благородно. Вот и теперь, зная, что самые тяжелые больные обычно у Саши, сразу перевел разговор о перспективных женихах.
Елизавета посмотрела на Александру и рассмеялась. Думали они об одном и том же.
Небо заволокли осенние тучи. Стрельников подошел к окну, выходящее на внутренний двор. Машин, стоящих с утра впритык, стало заметно меньше. Сотрудники начали разъезжаться по домам. Впереди их ждали два законные выходные. Он тоже, сколько себя помнит, любил конец пятницы. И вовсе не за не за сулящее безделье. Эти два дня он мог заниматься, чем душа пожелает. А желала она все чаще кабинетной тишины и хорошей книги. И если б кто спросил, не утомляет ли его одиночество, он бы только удивился б такому вопросу. Что можно постигнуть в суете…
