— Четверо суток, сэр.
— Через Тегеран?
— Да, сэр. Полтава-Москва-Баку-Тегеран и сюда, сэр.
Эйкер усмехнулся:
— А отсюда снова в Полтаву. Хорошее путешествие. Моя птичка называется «Янки Дудль-два». Питерс тебе покажет. Можешь идти.
— Спасибо, сэр.
Ричард повернулся и, счастливо улыбаясь, направился к двери, к своему багажу. Yes! — мысленно крикнул он. Все сбылось! Все сбылось именно так, как он мечтал, и даже еще лучше — он полетит с самим Главнокомандующим на «Янки Дудль-2», наследнике знаменитого «Янки-Дудль», первого стратегического бомбардировщика B-17Е, с которого в августе 1942-го легендарный Эйкер бомбил Германию!
— Подожди, — вдруг остановил его Эйкер. — А что это у тебя за кобура на поясе? С пистолетом?
— Да, сэр.
— Какого черта? Кто тебе его выдал? Дин?
— Никак нет, сэр. — Ричард покосился за вновь зарычавшего ротвейлера и заговорил скороговоркой: — Это не табельное оружие, сэр. И он не заряжен, сэр. Это трофейный бельгийский пистолет, я выменял его в Полтаве у нашего техника, а он — у русского кинооператора, который будет снимать нашу посадку в Полтаве для советской кинохроники.
— Там будет советская кинохроника?
— Да, сэр. Там будет тридцать наших журналистов, а также русские киношники, корреспонденты и представители Генерального штаба Красной армии.
— Гм… Понятно… Можешь идти…
— Есть, сэр!
Ричард поспешно подхватил свой походный баул и футляр с кларнетом и вышел за дверь. А Эйкер сказал ротвейлеру:
— Ты понял? Генштаб Красной армии! Вот почему Спаатс поручил мне самому вести этот рейд.
Лев Николаевич Толстой говорил: «Анна Каренина — это я!» А Дюма-сын — что «Дама с камелиями» — это он. А Антон Павлович…
Впрочем, зачем прикрываться именами классиков? Любой автор скажет вам, что написать живой персонаж можно, только забравшись в его шкуру. Даже из шкуры волка в знаменитой крыловской басне «Волк и ягненок» торчат уши автора-гурмана: «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать».
Работая над этим романом, я стараюсь попеременно натянуть на себя то юбку Марии, то маршальский мундир Сталина, то летную куртку Ричарда Кришнера, а то погоны майора СМЕРШа Виктора Козыкина. В конце концов, изнутри каждый из них прав для самого себя. Любвеобильность вождя была засекречена до выхода на Западе воспоминаний Веры Давыдовой в книге Леонарда Гендлина «За кремлевской стеной. Исповедь любовницы Сталина». Правда, эту книгу в России принято называть бульварной. Что ж, здесь и мои книги так называли за их эмигрантское происхождение, а потом «Комсомольская правда» написала: «Некоторые считают романы Тополя бульварным чтивом. Ну, в общем, да — купи увесистый том, садись на скамью на бульваре и читай. Но через полчаса ты почувствуешь сдвиг в сознании — “это было со мной и со страной”»…
