— Один к одному.
— Я бы не стал торопиться, пусть пока посидят начальнички, камера — она прочищает мозги. Особенно новичкам, которые привыкли сами отправлять туда людей. А эти все равно появятся, хотя бы для разведки.
— Вот и объясни это сам Рогожину, а то, я заметил, мужик, хоть он и подполковник, почему-то волнуется, словно хочет сделать все сразу. А так — уж мы-то с тобой знаем — не бывает.
Звонить в дверь пришлось долго. Оперативники слышали через дверь, что в квартире есть живой человек. Он бормотал, кашлял хрипло, даже топал по полу, но дверь не открывал, несмотря на продолжительные звонки. Собрались уже вскрывать дверь, но кашель приблизился, и явно нетрезвый голос, грубо выругавшись, сформулировал, наконец, более-менее приемлемую фразу:
— Чего надо? Какого… — а дальше снова пошли упоминания отдельных частей человеческого тела.
— Открывайте, Грошев, милиция! — громко и властно заявил Рогожин.
— А пошел ты!.. — донеслось из-за двери.
— Прикажу взломать дверь!
— Ладно, — после паузы прорычал Грошев.
Дверь открылась. Хозяин был, очевидно, еще с вечера пьян в стельку и не успел отойти. Либо поддерживал в себе это состояние постоянными «допингами». Но, так или иначе, а пользы от него — в плане беседы, не было решительно никакой. И увозить его следовало не в камеру предварительного заключения, а в вытрезвитель, со всеми исходящими для него проблемами… Но… предстоял обыск. Об этом знали понятые — соседи по лестничной клетке, далеко ходить за ними не стали.
Подполковник Рогожин, сам возглавивший оперативно-следственную группу, быстро понял, что разговаривать с Грошевым бессмысленно.
— Что будем делать? — спросил он у Агеева, с которым его познакомил Турецкий и попросил, чтобы тот поприсутствовал при задержании и обыске. Возражений не было.
— По идее, можно сынка его пригласить, он сейчас, кажется, у себя дома отдыхает. А ночью был тут, насколько мне известно. Телефон есть, можно позвонить…
Рогожин позвонил по домашнему номеру, который наизусть продиктовал Филипп. Трубку взяла Татьяна Прокопьевна. Игоря не было дома. Он приехал рано утром и вскоре уехал, даже не сообщив матери, куда. Делать было нечего. Понятых предупредили, что будут в любом случае производить обыск и чтобы они внимательно наблюдали, а то возникнут еще потом претензии у хозяина. Сам же он, открыв дверь, вернулся в комнату и рухнул на разложенный диван, на котором и спал. Ни помощи, ни вреда особого, вероятно, ожидать от него не приходилось. А уж дежурная фраза о том, что он должен добровольно выдать следствию незаконно хранящееся оружие, наркотики там и другие предметы, представляющие общественную опасность, прозвучала, словно в пустоту, даже эхо не отозвалось. Разве что мощный, разливистый храп, но он не был ответом.
