— Нет, это как-то… само… — она не знала, что ответить.
Кажется, к ней умение, как бы подмеченное Турецким, не имело ни малейшего отношения. А возможно, ей ближе другие интересы? Либо у нее вообще никаких интересов нет, кроме одного-единственного. Не чувствовалось здесь, в богатых апартаментах, и «женской руки». Чужой дом. И для нее — тоже, судя по ее полнейшей индифферентности к тому, что происходило.
— А я, знаете, — «размечтался» Турецкий, — повесил бы красивую вашу фотографию во весь рост вон в той комнате, напоминающей гостиную…
— Так оно и есть, — подтвердила она охотно. Кажется, удавалось понемногу втянуть ее в разговор.
— Видите, угадал… Там у вас небольшой камин, а я бы его увеличил, примерно вдвое, и облицевал бы диким камнем. Чтоб зимними вечерами шашлычок в нем жарить, — он непринужденно рассмеялся. — А по сторонам повесил бы пару больших морских пейзажей. Представляете? Кругом зима, снега белые, а перед вами живой огонь, аромат божественный, и море… А в центре всего — вы! Как прекрасная Венера, выходящая из волн морских! Какой живой контраст!.. В такие моменты хорошо мечтается, а уж как сладко любится… — он протяжно вздохнул и краем глаза взглянул на женщину. — У меня на даче именно так… вот уж где душа-то отдыхает.
— А где у вас дача?
Вопрос был не столько незаинтересованным, сколько не очень уместным, и Александр Борисович продемонстрировал это. Имелась когда-то дача у Турецких в Малаховке. По поводу этого известнейшего подмосковного поселка рассказывали массу анекдотов. Самый распространенный: «У нас тут, как в Израиле, только верблюдов пока нет, а все остальное давно есть». Имелась в виду даже собственная синагога. Но та дача только именовалась таковой. И вспоминать о ней было бы именно здесь просто неприлично.
— Далековато, — он поморщился, — под Звенигородом. Не гектар, конечно, как у вас, но достаточно, чтобы кедры свободно произрастали. Красавцы мои… У меня там художественный беспорядок повсюду. Лично мне он нравится…
Один знакомый когда-то писатель выращивал кедры именно под Звенигородом, объясняя их быстрый рост особой местной экологией. Даже шишки в Москву привозил, угощал орешками, а еще на них хорошо водка настаивалась, если терпения у «производителя» хватало. Куда там «рижский бальзам»!
Все это он и «нарисовал» Зинаиде Борисовне в самых красочных тонах. Но она уже слушала его вполуха. Не демонстрируя своего интереса.
— А вот… Александр Борисович, — вдруг вспомнила она. — У нас же где-то ведь тоже картинки красивые есть. Не знаю, почему Андрей не хочет их повесить…
