— Да что было-то, ирод?
— И Ирод тоже там, и дева Мария, и Иисус, и апостолы его. Дубина ты, ой, дубина!
— Не-е-е, я латинского боженьку на картине видел. Не такой он, как наш, а эдакий. И Мария ихняя баба как баба. А наша-то... Я, Федя, уподобился Казанскую Богоматерь лицезреть. И до сих пор помню чудный лик её...
Теологические споры казака и крестьянина исторгали из аскетической груди отца Энрике тяжкие стоны. Проповедник на прогулки не ходил и почти совсем ничего не пил и не ел. Добрый Кузьма волновался о нём, всё подсовывал под нос посудину с водой.
— Ну хучь попей, божий человек, если уж еду душа не принимает. Ну хучь глоток! Иначе кровя в жилах загустеет и остановицца. Так и до смерти не доживёшь!..
* * *
— Аббас, а Аббас, ты сам-то местного народу или пришлый? — Фёдор плёлся по крутым уличкам Хан-Кале, перешагивая овечий помёт босыми ногами. Кто и когда снял с него отличные, новые почти, яловые сапоги, казак не припоминал. Теперь ноги его были обуты лишь в проржавевшие чугунные кандалы. Медленная прогулка по уличкам горного селения была на руку разведчику. Исподтишка он внимательно смотрел по сторонам. Неустанно крутились в уме его приключения прошедших лет, когда сбегал он из плена, босой и безоружный, как сейчас.
Аббас-удалец время от времени втыкал рукоять нагайки казаку между лопаток, приговаривая:
— Шагай, гяур. Пока идёшь — ты жив. А вот придёт Абдаллах — и ты мёртв. Ешь, пей, испражняйся, пока жив, потому что придёт Абдаллах — и ты мёртв.
— Что ж за зверюга твой Абдаллах? — посмеивался Фёдор. — И откуда это он придёт? А чё так пусто-то у вас в ауле, а? Ни баб, ни детворы не видать. Все от Абдаллаха попрятались?
— Зря смеёшься, гяур. Абдаллах в набег ушёл. Уже гонец прискакал, что назад воинство идёт. С добычей. Праздник у нас будет. Богатая добыча у Абдаллаха, да и за вас троих выкуп не малый получим.
— А если не получите? — Фёдор обернулся, глянул в глаза конвоира. Аббас — воин немалого роста, на голову выше Фёдора, богатырского сложения, в сероватой побитой пулями бекеше, надетой поверх кольчуги. Лицо его до самых глаз покрывала невероятно чёрная, кучерявая борода.
— Тогда все мертвы, казак.
* * *
Воинство вернулось из набега следующей ночью, под утро. Гортанные вопли всадников, топот конских копыт, грохот повозок заполнили площадь в центре аула — место, где располагалась мечеть, эшафот и обмазанная глиной темница.
— Салам, Аббас!
