Мы же, монастырская братия, будем подвигать себя на святое дело без всякой корысти, отныне во всех храмах постоянно служить днём и ночью, с пением и свершением нужных треб. Ни от кого, ни за что плату не брать, даже ежели просить будут. Хоронить, причащать, ектеньи петь — всё за счёт лавры. А если найдутся какие отступники от нашего дела, то таких лишать жизни и трупья сбрасывать со стен вон, чтобы их духа не было в обители.
Славно сказал Иоасаф, и все с этим согласились. Закончил же он так:
— Пойдём в Троицкий собор, приведёмся к присяге перед Сергиевой гробницей и поцелуем крест, что будем сидеть в осаде без измены, потом разойдёмся: вы уряжать воеводские дела, а мы облачимся в ризы священные и обойдём стены монастырские, покропив их святой водою. Подготовимся, братия, достойно к трапезе кровавой, чтобы выпить без хитрости смертную чашу за отечество.
Так и сделали.
Воеводы после речи Иоасафа и принесённой присяги вели себя пристойно, никто не искал выгоды. Быстро распределились по стенам, башням и воротам, кому какую сторону ведать; определили, где наибольшая слабина, чем и как её усилить; договорились, кого отрядить для вылазок, кого иметь про запас... Голохвастов получил простор для своих придумок. Похвалился, что есть на примете умелец, кто делает «троицкий горох» — это такие кованые колючки, которые рассыпают перед вражеской конницей, показал образчик — толково, нужно наковать тысяч десять. Предложил организовать оборону ветряной мельницы, находящейся вне крепостной ограды, и это одобрили: за мельницу нужно держаться, ибо вручную на этакое сонмище людей муки не намелешь. Ещё вспомнили о слухах про некий потайной ход под восточной стеной, и монахи подтвердили: был такой. Решили разыскать — пригодиться для вылазок. Долгорукий на этот раз не одёргивал, сказал только, что прежде всего нужно вызнать, сколько ляхов и иных воров пришло к крепости. Тут же решили послать для такого промысла толкового человека, и выбор пал на Данилу Селевина.
А вдоль крепостных стен двигалось в это время огненное марево, это Иоасаф в сопровождении братии совершал святой обход и кропил стены. Монахи несли свечи и пели. В народе прошёл слух, что поход возглавляется самим Сергием. Многие вставали на колени и молились: «Помози, угодниче Божий Сергий, защити свою обитель, победы на супротивные нам даруя». На душе у них становилось светло и радостно.
В польском стане кипела своя работа, войска обустраивались, развёртывали хозяйство, спорили из-за мест, копали землянки. Отряды подходили один за другим и не было им числа. Поляки, составлявшие не самую многочисленную, но главную ударную силу и наиболее дисциплинированную часть армии Сапеги, пришли одной колонной, их расположили на западной и южной стороне от крепости. Примкнувшие к ним казацкие шайки, шедшие и прибывавшие кто как хотел, вклинивались в расположение, затевали споры и, не зная мирных способов разрешения, тотчас хватались за сабли. Они признавали власть только своих атаманов и ещё Лисовского, начальника того же пошиба. Распоряжений гетмана не выполняли, как говорили, «дожили на них хрен с казацким чубчиком». Их буйный нрав являлся предметом постоянных стычек между Сапегой и Лисовским.
