Справа расположилась табором незнакомая Груне молодая баба. Она держалась за корову и голосила:
— Ой, люди добрые, куда ж я Зорьку дену? У меня детишек мал-мала-меньше...
Ближние мужики пытались вразумить:
— Ты хучь подумала, дура баба, чем корову кормить будешь, или только за дойки привыкла дёргать?
— Да она и не ест почти ничего.
— То-то ты бедняге дойки оттянула, одна уже по земле волокётся.
Молодайка вмиг прекратила рёв, осмотрелась.
— Тю, дурной, то ж верёвка свесилась. Вам бы, кобелям, только зубы скалить да на сене кверху брюхом лежать.
— Ну, иди, сердитая, вместе поваляемся, я для такого дела перевернусь.
Кто-то, сжалившись, объяснил:
— Велено сводить коров на скотный двор, там, говорят, их кормить будут и молоко детишкам выдавать.
Слева пристроилась хорошо известная Служней слободе Бараниха — толстая старуха, известная своей жадностью и строгостью к домашним. Она лежала на большом сундуке, хранившем, по-видимому, семейные ценности, и громким голосом отдавала приказания суетившимся вокруг невесткам. Приказания касались в основном еды, потому что старуха беспрерывно жевала. Временами она пыталась распространить свою власть за пределы семейного участка. Её первыми жертвами стала Груня, которой старуха запретила поднимать пыль, и прискакавший на палочке старший Ванятка, поплатившийся надранными ушами за нарушение соседской межи. Груня удержалась от ссоры — кто знает, сколько ещё придётся жить бок о бок?
К ночи подошёл Ананий, принёс небольшую железную печь и гостинцы детям: младшему свистульку, старшему каракульку. Ванятка вертел в руках железную растопырку о четырёх острых концах, а отец объяснял:
— Эта каракуля троицким горохом зовётся, как ни кинешь, непременно одним концом вверх станет.
Ванятка пробовал — точно!
— Это для чего ж такое? — поинтересовалась Груня.
— Коням под ноги сыпать, для поранения.
— О, Господи, этих-то зачем калечить?
— Дык война, а ляхи все на конях...
Поставил Ананий печку и стал копать вокруг телеги канаву для стока воды. Бараниха тут как тут:
— Почто на нашу землю скидываешь? Ну-ка, кыш отсель! А вы, кобылы ленивые, куда смотрите?
Груня мужа по спине поглаживает, стерпи, дескать, прости ей злобу несытную. Да только это напрасно, Ананий мужик спокойный, его из себя вывести трудно, знай себе, копает. Тут вдруг случилась громкая суматоха — взбесился какой-то бык, оторвал привязку и стал людей увечить. Народ бросился врассыпную, Ананий отставил лопату и вышел навстречу бегущим. Они пронеслись, как вихрь, и ему сразу открылась причина людского страха. Разъярённый, окровавленный бык стоял, пригнув рога и яростно бил землю передним копытом, выискивая новые жертвы. Перед ним не было уже никого, кроме лежавшей на сундуке Баранихи, которая до того испугалась, что даже перестала жевать. Ананий спокойно двинулся вперёд.
