— Ну конечно, — обиделась Валя, — мы темные провинциалы, куда уж нам! Была я в твоей столице, сам меня по театрам таскал, разве забыл? Что-нибудь действительно стоящее мы с тобой тогда посмотрели, несмотря на весь твой блат и лучшие места?
Гордеев поднатужился, но вспомнить ничего такого не смог. Он протестующе поднял руку: мол, я и не имел в виду ничего плохого, просто…
Но она уже не давала и слова вставить.
— А у Реваза, между прочим, Шекспир — любимый драматург! Ему «Макбет» уже много лет снится, он просыпается и все записывает! А Чехов просто в нашем городе когда-то останавливался, у нас тут где-то доска об этом висит, и у Реваза теперь просто выхода нет! Хотя он говорит, что писатель Чехов потрясающий, а драматург — никакой! И все равно спектакль будет гениальный! А ты в театре ничего не понимаешь! Я всегда это подозревала! А он — талантище, он вообще интеллектуал и эрудит, а ты… а он…
Битва двух профессиональных ораторов была безнадежно проиграна московским, впрочем, — он не сильно-то и переживал. Улыбаясь, Гордеев притянул женщину к себе, и слегка захмелевшая Валя постепенно смолкла.
Гордеев открыл глаза и не сразу понял, где находится. Ага. Потолок высок, но незнаком, за окном ненормально голубое небо и, кажется… лес чернеет… Елки зеленые! Причем в буквальном смысле? Что это?! Тьфу ты, ну конечно, Азия, Сибирь, Белоярск, Валентина! Он поглазел в обе стороны: Вали в комнате не было. Не без труда нашел свои часы: оказалось, что уже больше двух часов дня. Ну и дела! Он не помнил, когда с ним последний раз случались такие приступы тунеядства. Впрочем, все можно списать на разницу во времени, допустим, она его все-таки скосила. Гордеев поднялся и пошел искать душ. Вроде бы хозяйка ему что-то такое говорила, где он находится, ведь вчера они туда так и не попали…
Через полчаса он уже был на кухне и готовил себе завтрак: варил овсянку, в которую намеревался бросить чернослив и курагу, счастливым образом найденные в буфете. Больше у известной белоярской адвокатессы, оказывается, в доме ничего не было. Остальное они съели вчера. Или даже сегодня, если уж быть точным, потому что приступы голода периодически накатывали на них посреди бурной ночи.
Зазвонил телефон, висящий на стене кухни. Гордеев недовольно покосился на него, но трубку брать не стал — если это не сама Валя, а кто-то другой, то зачем этому кому-то знать, что у Карандышевой гости? Ни к чему это знать. А Вале он и сам сейчас перезвонит. Он ведь, кажется, забыл ей дать номер своего мобильника. Гордеев подождал, пока звонки прекратятся, и двинулся было к телефону, но тут из его недр раздался мужской голос:
