— А разве я недостаточно ясно выразился? — тихо проговорил Турецкий. — Простите, Алена Игоревна, вопрос, наверное, получился не совсем тактичным.
— Не понимаю, о чем вы, — она пожала плечами. — Не имею оснований жаловаться на зрение, слух и память. На меня никто не давил, милиционеры проявили тактичность, отзывчивость, так им не свойственные, — женщина усмехнулась бледной усмешкой. — Они просили меня вспомнить обо всем по порядку, просили не волноваться, не бояться, уверяли, что предоставят мне федеральную защиту, а если в дальнейшем понадобится, сделают Новые документы, поменяют биографию, место жительства, причем я не потеряю своих денег… вернее, денег Саши… Неприятно об этом упоминать, но ведь деньги в стране пока не отменили, нет?
Какой Голливуд, мама дорогая… Краем глаза он заметил, как поднялся человек, сидящий в глубине зала, приблизился, склонился и сделался очень похожим на начальника отдела собственной безопасности Махонина.
— С вами все в порядке, Алена Игоревна?
— Да, конечно, Дмитрий Сергеевич, — она с усилием подняла глаза, моргнула. — А что со мной может быть не в порядке? Просто я немного устала.
— Вы все выяснили, что хотели, Александр Борисович? — Махонин повернул голову. — Мне кажется, вам дали достаточно времени. Есть ли смысл нагружать без пользы Алену Игоревну?
— Вы правы, Дмитрий Сергеевич, смысла нет. — Склонившийся над ним человек вносил еще больший дискомфорт. — Алена Игоревна все рассказала, вопросы кончились. Спасибо вам большое, Алена Игоревна. Мне очень жаль, что с вами такое случилось.
Ему казалось, что она хочет ему еще что-то сказать, добавить «от себя», но не было ни смелости, ни возможности. Женщина поднялась, взяла сумочку.
— Ко мне у вас тоже нет вопросов? — осведомился Махонин.
— Пока нет.
— Тогда всего доброго. — Махонин манерно поклонился, Взял даму под локоток. Уходя, она бросила на Турецкого прощальный взгляд. Что-то жалобное мелькнуло в больших глазах…
Нагибин в этот вечер был какой-то подавленный, пиво не пил, стоял у окна, смотрел, как на город укладываются сумерки, и даже не вздрогнул, когда Турецкий хлопнул дверью.
— Депрессия, советник? — Турецкий рухнул в кресло, с наслаждением вытянул ноги.
— Да так, — оторвался от окна Нагибин. — Как говорит мой чилдрен, затупил малость.
— Не перетрудился, нет?
Нагибин отмахнулся, сел напротив. С ним действительно что-то было не в порядке — бледная физиономия исковеркана задумчивостью, движения приторможенные.
