Роберт хмыкнул: «Эти самураи тебя наверняка разыгрывали. Старик, небось, бормотал какой-нибудь вздор, а они переводили это на язык нашей литературной борьбы. Ты просто стал жертвой литературоведческого розыгрыша». Ваксон хмыкнул в том же духе: «Может быть, однако они были не очень-то в курсе наших дел. Интересно, что через неделю японские газеты сообщили о хрущевских бесчинствах в Манеже». Роберт простонал, как будто от какой-то глубокой досады. «Послушай, Вакса, я тебя прошу так не говорить: ведь он все-таки глава нашего государства». Ваксон ударил себя кулаком в ладонь. «Главе государства не подобает так по-хулигански себя вести с художниками в Манеже, а потом и с нами в Свердловском зале!»
Несколько минут они стояли молча, глядя на вылезшего из кустов ежика. Зверек затеял было пересечь аллею, однако, просеменив полпути, остановился и уставился на них своими крошечными глазками. Ваксон и Роберт в эти минуты продумывали одну и ту же мысль. Ну, вот мы и дошли до нашего позора, до публичного унижения всей послесталинской литературы. Весь вечер бродили вокруг да около, решили в конце концов не открывать эту тему и все-таки уперлись в то, что мучает уже полтора года. Продолжать или нет? Ежик повернулся и шмыгнул назад, в свои кусты.
«Спок-ночь, старик», — сказал Роберт.
«Спок-ночь, старик», — сказал Ваксон.
И они разошлись.
Перед сном и тому и другому припомнились сцены проклятого марта проклятого года.
«Ну что ты все сидишь, как „Меншиков в ссылке“?» — спросила Анна, шумно спустившись в подвал. Роберт в ответ ничего не сказал. Он сидел в продавленном кресле тестя, качал ногой. Изредка что-то записывал в блокнот. Пил чай. Съедал с подноса разные бутерброды. Сидел очень закутанный: свитер, шарф, меховая ушанка, на коленях толстое шерстяное одеяло. Хотелось это одеяло распространить на плечи, а то и накрыться с головой, иными словами — соорудить своего рода одеяльную пещерку, однако он подавлял это желание, чтобы вместо обычного гриппа не получился гротеск. Температура зашкаливала к тридцати восьми. Ознобец шалил по коже. Саднило горло. И это у него, у следопыта карело-финской тайги, вообще у парня с крепкой русской фамилией Эр! Нечего было вчера под крепкой банкой ввязываться в какой-то дурацкий уличный хоккей, а потом еще тащиться за румяной девчонкой, выпрашивать «телефончик». Вообще, надо дать себе зарок никогда не переходить пол-литровой отметки.
«Ты что, забыл?» — спросила Анка, подруга постели, любимое тело, мать общего ребенка.
