Мать взяла трубку так быстро, словно ждала у телефона.
– Ради бога, скажи мне, где ты? – Ее тон был не менее угрожающим, чем раскаты грома за окном.
Как Холли и ожидала, в ее голосе не было беспокойства, только раздражение.
– Я в безопасности.
– Это не ответ, Холлин.
– Мама, я уже не ребенок.
– Тогда не веди себя по-детски и немедленно возвращайся. У тебя есть обязанности. Есть список мероприятий, которые ты должна посетить в ближайшие дни, и некоторые из них уже пришлось перенести или отменить.
– Прости, – без капли сожаления в голосе откликнулась Холли.
– Когда ты вернешься?
Похоже, Оливия немного успокоилась. Техасский акцент, который проявлялся, когда она была раздражена или расстроена, исчез.
– На следующей неделе. Может, через десять дней.
– Холлин!
Она вытянула руку с трубкой, чтобы не слушать гневную тираду матери. Когда крик стих, Холли осторожно поднесла телефон к уху.
– Люди рассчитывают на тебя, – закончила Оливия, решив надавить на ее чувство ответственности.
– Я знаю, мама.
– Я могла ожидать от тебя подобной выходки, когда ты была подростком, но сейчас? Ты уже взрослая женщина. Когда я была в твоем возрасте, я уже носила корону «мисс Техас», принимала участие в национальном конкурсе и не отступала перед мелкими трудностями.
Холли не стала напоминать матери о том, что это был ее личный выбор. Кроме того, вряд ли постоянное давление со стороны прессы и свадьбу с нелюбимым мужчиной можно определить как мелкие трудности. Но, как и всегда, Холли промолчала. Это давний спор, победить в котором ей вряд ли когда-нибудь удастся, потому что мать ни на секунду не сомневалась в своей правоте.
– Где ты? – опять спросила Оливия. – Мы уже проверили все места, где ты обычно прячешься, поэтому я предполагаю, что ты не в Моренсии.
– И вообще не в Европе. Я в Америке.
– На Сердце? – Холли почти увидела, как мать недовольно закатила глаза.
– Да.
– Объясни мне, ради бога, почему ты решила поехать туда?
Оливия никогда не понимала их с бабушкой привязанности к этому острову. По ее мнению, на этом забытом богом кусочке суши было совершенно нечего делать: ни клубов, ни шикарных ресторанов, ни бутиков.
