— Да теперь у некоторых будет и большая, — сказал кузнец, давая кому-то из строителей прикурить от своей папиросы.
— Теперь мы будем получать пенсию, как в городе. Слышь, Ванюшка? Не уехали бы вы, и твоя мать получала бы столько…
— Было бы здоровье! — вздохнула Мошичка. И с ширящимся вопросом в глазах посмотрела на меня: — А мать же как там?
— Да еще бегает.
— Ну, слава богу. Детей подняла, вон вы какие, и еще бегает, — с ласковым вздохом говорила Мошичка; и теперь я понимал ее взгляд. «Вон как оно получается: бегали здесь без штанов, а теперь вон какие, выучились. Вот как оно получается!» — как бы говорили грустные ее глаза.
— Бегает и даже строится.
— Ну, вы хоть помогайте ей.
— Помогаем.
— А пенсию получает?
— Сорок пять рублей.
— Слава богу. Она у нас ударницей была. С нее нормы брали, — говорила тетя Настя. — Слава богу, хоть вас подняла. Ты там ей привет передавай.
— Передам, тетя Настя.
— От всех привет, — сияющими голосами говорила родина, — мы все ее любили. Вот она пела!
А Преграденская так и лезла в глаза:
— От меня привет отдельно! Слышь, Ванюшка? Скажи, мы зажили! Все расскажи!
— Передам. И расскажу.
— Да пусть в гости приедет, — все так же глядя на меня, сказала Мошичка. — Мы хоть песни поспиваем. А то мы уже и песни разучились петь.
А почему ж разучились?
— Кто зна? — отвечала Мошичка. — Не поем, да и все. Молодежь, бывает, поет.
— Скиглят, а не поют, — махнула рукой женщина, которую, я не узнавал, но Мошичка на ее замечание не обратила внимания, продолжала грубым своим голосом:
— Вот и эту поют, про Труболет.
— Скиглят, а не поют, — возражала женщина, которую я не узнавал, — транзисторы за них поют!
Чтобы переменить разговор, я опять повернулся к Липченковой хате:
— А как же вы говорите, что Филиппу Ивановичу деньги кругом сыплются, а у него даже плетня нет, голо.
— Град! Все град, Ваня! Все смыло! Стихия…
— А чего не огораживается?
— Так ему ж квартиру дадут! Ему ж квартиру наметили! Он того и не огораживается!
Кто-то посмеивался:
— Да он не очень разгонится, если и не будет квартиры.
— Ему будет квартира! — кричала, не поняв, Преграденская. — Ему первому решили дать! Он сам выбрал, в каком месте. Я ж тебе говорила, Ванюшка! Он сам себе облюбовал, в каком доме. Вон столовая новая строится, а дальше фундамент. Так это будет его дом, и в нем будет его квартира!
А великанша Лена Колодезная — по себе выбрал кузнец! — взяла меня за плечо и повела оголенной рукой по Труболету, говоря спокойно и величаво, как и ее муж:
