— Да, — сказал неопределенно Арчер. — И купил ее Джим Дэвис случайно и до знакомства с Эдсонами. Минимум за полгода, так? Но вот в чем штука: я знаком с вами лет шесть и видел картину раз сто, не меньше, н иначе как цветное пятно на стене, дань моде не воспринимал. Художник был явно последователем Кандинского, его занимала гармония цветовых сочетаний. И я теперь спрошу вас: чем же нас потрясла эта картина abstractio?
— Ответьте на этот вопрос сами, с меня хватит стрессов, — предложил Дэвис.
— Краски — краски тьмы и пламени. Но разве они столь редки в природе? Но вот в сочетании с названием полотна воспринимаешь ее, мягко говоря, по-другому, причем только п о с л е Хеллингтона. Не до, а после, понимаете? — Глаза у Томаса заблестели. — Ну, доктор! Уловили? Нет? — Арчер смирился. — Хорошо. Всему свое время. Самое скверное то, что картина подписана не по правилам.
— Как это? — не понял профессор.
— Я еще не встречал ни одной работы, — каким бы оригиналом ни был автор, — подписанной в левом углу. Прохладно… Переместимся в каюту, доктор?
…- Продолжу свой монолог, с вашего согласия. Что меня удивило в Хеллингтоне? Многое. Нельзя же всерьез утверждать, что со всем хозяйством управляется один лишь Норман! Он же ровесник вашего отца.
— Моложе на два года, Томас.
— Это несущественно. Таскаться в его возрасте за милю… Нет, это просто несерьезно, доктор. Вот и получается, что никто постоянно не следит за этим огромным замком, а между тем внутри все чисто прибрано, словно в ожидании путей. — Арчер бросил взгляд на Дэвиса. — Вы что-то хотите сказать, доктор?
— Не знаю… — Профессор натянуто улыбнулся. — Пожалуй, нет… Видимо, и я порядком устал — два дня, как выписался…
— Ну да, конечно. А письмо Шрайдера? Этот доку-мент-загадка наверняка связан со смертью Эдсон. И вот что в высшей степени удивительно — письмо, которое может быть тем ключом, о котором я упоминал, предоставляется мне без всяких помех для ознакомления! — Арчер задумался. — Впрочем, сей странный факт можно попробовать объяснить.
— Сейчас? — оживился профессор.
— Да. Знаете, я просто сражен — сам не знаю почему — немецкой летописью.
— Вот как? Не вижу в ней ничего примечательного — цветистая средневековая история.
— Возможно, не спорю. Но не исключен вариант, что нам ее еще предстоит прочитать.
— «Прочитать»? Это нечто новое. Я и не подозревал о своей неграмотности, спасибо за приятную информацию.
— Вот именно — информацию доктор. Какую информацию несет в себе этот кусок монастырской летописи? Что в нем скрыто? Нет, нам надо по-настоящему про-читать его, понять смысл описанного. Вы же еще семь лет назад перевели летопись, но, извините, не поняли, скользнули лишь по поверхности. Разве дело в случайных совпадениях вроде Эльза — Элис? Нет. Летопись, повторяю, — ключ.
