Харрингтон Брэнд с изумлением взирал на оживленное лицо сына. Постепенно черты его лица разгладились.
— Так, так! — снисходительно воскликнул он. — Значит, Гарсиа успел с тобой пообщаться. Что за вздор творится здесь, пока я в офисе! Ну и где же состоится этот знаменательный матч?
— В рекрео, папа. — Николас вздохнул, не решаясь признаться, что Гарсиа тут совершенно ни при чем. — В четыре часа. Давай сходим…
На подвижных губах консула промелькнула улыбка. Ему было приятно, что его дорогое дитя само ищет его общества.
— Что ж, — покладисто ответил он. — Выпей микстуру, допиши сочинение на испанском, отдохни часок после обеда… А там посмотрим.
— Спасибо! Спасибо, папа! — радостно запрыгал Николас.
Они выехали из дому в половине четвертого — веселый и оживленный Николас и не скрывающий снисходительно добродушия мистер Брэнд, В спорте консул не разбирался. Однажды в Анконе он вбросил первый мяч в бейсбольном матче между командами, набранными из находившихся там моряков американских военно-морских сил; пару лет спустя в Нокке он вручал награды победителям местной регаты. Сейчас же он, как ни странно, присоединился к ожиданиям сына.
Оставив машину на площади, они по хитросплетению узких улочек на задах рынка вышли к рекрео, расположенному в нижней части города, что вызвало у мистера Брэнда нехорошее предчувствие. Рекрео оказалось невзрачной бетонной площадкой, огороженной штакетником, на котором красовались афиши местного театра и объявления о предстоящей апрельской корриде в Барселоне. Тем не менее, консул охотно прошел вслед за Николасом в первый ряд трибун, заставленных простыми скамейками без спинок. Прямо перед ними человек в одной рубашке без пиджака, макая кисть в ведерко с краской, освежал красные линии игрового поля.
Они пришли рано. Только на верхнем ярусе несколько парней, задрав ноги на скамейки, курили, хрустели сушеной саранчой, громко шутили и спорили в удручающе вульгарной манере. То и дело прибывали новые зрители, в основном молодые мужчины и подростки, занимали места в задних рядах и включались в общий разговор. Консул подумал было, что их места, по крайней мере, позволяют находиться в отдалении от этих хамов с руками в карманах. Но, увы, не успели портовые часы пробить четыре, как трибуна заполнилась шумной толпой настоящих болельщиков, локтями пролагающих себе путь к свободным местам. В одно мгновение все скамейки были заняты, и даже проходы заполнились сидящими на корточках людьми. Плотный коротышка в поношенном черном сомбреро и темном блестящем костюме, держа в одной руке половину луковицы, а в другой кусок хлеба, втиснулся рядом с консулом, дружелюбно оскалившись, наточил о сапог складной нож и начал шумно есть. Над всей ареной зазвучали короткие свистки, сопровождающиеся медленным ритмичным топотом ног и криками «Оле… Оле… Оле!»
