— А привилегия? — повторил Роджер, начиная терять терпение.
— Более того, — продолжал сэр Чарлз с улыбкой. — Я склонен считать, что в данном конкретном случае утверждения, носящие, возможно, порочащий характер, даже ложный характер, могут быть произнесены из благородных побуждений вполне искренно. В этом случае презумпция ложности меняет место на противоположное и бремя доказательства, что ответчик по делу об убийстве, подавая иск о клевете, руководствовался преступным умыслом, вытекающим из самого преступления, ляжет, к большому удовлетворению жюри, на плечи свидетеля обвинения. В таком случае, как я представляю, суд будет руководствоваться исключительно соображениями общественной пользы, а это справедливо означает…
— Привилегию суда! — громко произнес наконец Роджер.
Сэр Чарлз устремил на него тусклый взгляд судейского крючкотвора. Но на этот раз слово было услышано.
— Я уже подходил к этому пункту, — недовольно произнес сэр Чарлз. — В нашем деле Клубу вряд ли удастся получить привилегию общественного обвинителя. Что касается частной привилегии, то в этом случае мы не можем знать, в какой степени мы будем допущены к процессу. Мы даже не вправе заявлять, что все утверждения, которые мы здесь выдвигаем, носят сугубо частный характер, потому что на самом деле не вполне понятен наш статус: частное ли мы юридическое лицо, представленное некоей общественной группой, или некая общественная группа, представляющая совокупность частных лиц. Конечно, можно считать и так и так, — увлеченно продолжал сэр Чарлз, — или, что то же самое, является ли наш Клуб собранием частного или общественного типа. Вопрос, конечно, очень спорный. — Сэр Чарлз сбросил с носа пенсне, выражая свое бессилие перед неразрешенным вопросом.
— Но мне хотелось бы рискнуть выдвинуть мнение, — решительно произнес он, — что передача нашего дела на рассмотрение суда должна быть подкреплена привилегией ввиду того, что мы действуем не с целью animus injurandi[3], а исходим из высших соображений не только правового порядка, но и морального и общественного долга, и потому должны быть наделены правом высказывать Veritas convicii[4], так как, будучи исполнены bona fide[5], руководствуемся не столько своими, сколько общественными интересами. Однако должен прибавить, — сэр Чарлз как будто сам испугался собственной решительности, — что еще нельзя с точностью предвидеть, как пойдут события, а потому было бы разумнее не называть никаких имен, однако давая при этом недвусмысленно понять намеком, полунамеком и прочей недоговоренностью, кого именно мы имеем в виду.
