От 3 до 4 лет. Матери привозят письмо. Умер мой дедушка, ее отец. Мать рыдает. Я, глядя на нее, начинаю реветь. Меня шлепают и кладут спать. Дело было днем…
Я рассматриваю животных в книге Дараган. Фигура моржа почему-то меня устрашает, и я прячусь под стол…
Смотрю, как пишет отец… Нахожу, что это очень просто, и объявляю всем, что писать я умею…
5-6 лет. Не помню кто показывал мне буквы. За изучение каждой буквы от матери я получал копейку…
Изумляла тележка на колесах, потому что от малейшего усилия приходила в движение. Ощущение радостное…
Такое же радостное ощущение я не могу забыть, когда в первый раз увидел воду в пруде. Занимало также жужжание вертушки в форточке.
Отец берет меня на руки, пляшет и припевает: тра-та-та. Особенного удовольствия при этом не чувствовал…
Игрушки были недорогие, но я обязательно их ломал, чтобы посмотреть, что было внутри их…
Семи, восьми лет. Попались сказки Афанасьева. Начал разбирать их, заинтересовался и так выучился бегло читать… Была корь. Была весна. Чувствовал восторг при выздоровлении…
Маленького меня очень любили — родители и гости. Отец сажал на колена, тряс на них меня и приговаривал: едет пан, пан, пан, а за паном хлоп, хлоп, хлоп, на конике гоп, гоп, гоп… потом я часто то же повторял со своими детьми…
Прозвища я получал разные: птица, блаженный, девочка…
Однажды стащил медную монетку со стола. Оставили без чаю. Долго рыдал и приходил в отчаяние…
Кололи с мамой на полу сахар. Я незаметно его кусочки подкладывал под подол рубашки, надеясь при благоприятном моменте унести его и съесть. благоприятного момента не случилось. Разочарование…
Матери мы не боялись, хотя она иногда и потреплет небольно. Но отец внушал страх. Хотя никогда маленьких не бил и не ругал. Никогда даже не горячился и не кричал…
Брат (старше меня на два года) показывает фокус: открывает рюмочку, в ней шарик. Закрывает рюмочку и опять открывает. Шарик исчезает. Изумление…
Семи, девяти лет. Бабушка умерла. Мать уезжает в деревню на похороны. Мы остаемся одни. Я скучаю…
Старший брат меня дразнит. Гоняюсь за ним и швыряю камнями. Случился отец. Что такое? — «Попал мне в висок», говорит брат Митя. Выпороли. Дали две розги, но пребольно. Розог этих я боялся, как огня, хотя никогда не получал больше двух ударов. Отец был справедливый и гуманный человек. Как же это примирить? Время было такое. Отца в какой-то иезуитской школе пороли чуть ли не каждый день, а случалось и два раза в сутки. Меня же пороли всего раз пять во всю жизнь — не больше. Разве это не прогресс!..
