Александр Пушкин: «Россия никогда ничего не имела общего с остальной Европой… История ее требует другой мысли, другой формулы…» Из письма Пушкина к Чаадаеву: «…клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал». Великий вольнодумец, почти революционер в молодости, к зрелым годам, став во многом и историком России, русский гений понял величие своей родины, ее спасительную роль в судьбах человечества. Пушкин пришел к этому пониманию уже к тридцати годам.
В наши времена Александр Солженицын, после десятков и десятков книг против России и СССР, очнувшись, опомнившись, развернулся лицом и талантом писателя к истинным бедам России. Ему было за 70.
Президент России Владимир Путин, все еще поддерживающий финансовых монстров, грабителей и разрушителей страны, действующий как нанятый евреями политик и топ-менеджер, никак не наберется храбрости, никак не решится осознать свою историческую ответственность перед Россией. А ведь ему уже 60. При этом Владимир Путин понимает: если в России начнется настоящая буча (а к тому идет), то от капитализма, евреев и Владимира Владимировича с его командой останутся лишь рожки да ножки. Нельзя оскорбить и унизить народ глубже, чем это делается с русским народом в последние 25 лет.
Люди, живущие поверхностной жизнью, легко поддаются влиянию среды, окружения, «местечковых» лидеров. Они могут увлечься самообразованием, заняться нужным для общества делом и т. д. Но чаще всего такие люди вовлекаются в модные групповые течения, дешевый критицизм, слепое отрицание всего и вся. Их падение идет по кривой: в начале они нигилисты, потом циники, а тут уже недалеко и до человека хрюкающего. В особенности, когда они находят себя, говоря библейским языком, в накопительстве сокровищ на Земле, то есть алчность в их жизни берет верх над всем остальным. Это последняя стадия падения человека, ставшего человеком хрю-хрю.
…иудаизм – это в полной мере египетско-халдейский каббализм, замаскированный вымышленными именами и историями и приспособленный для разнообразных мелочей действительной истории еврейского народа.
Елена Блаватская
Лев Николаевич Толстой говорил одному из своих собеседников: «Вы не поверите, а я все-таки мечтаю умереть под забором». Он до конца жизни не мог принять того неравенства, в котором живут и умирают люди. Граф Толстой жил барином, однако он сам убирал свою комнату, тачал сапоги, пахал землю, косил траву вместе с крестьянами – чтоб хоть таким образом, пусть совсем незаметно, под ухмылки крестьян, но все же сгладить тот чудовищный разрыв между жизнью кормильцев страны и так называемых образованных людей. Но, понятно, эти временные порывы не могли снять тот стыд и боль, которые постоянно переживал высокодуховный человек. В возрасте восьмидесяти двух лет Лев Толстой покинул свою усадьбу, с тем чтобы никогда больше не возвращаться к жизни барина. В вагоне поезда он заболел и был снят для лечения на станции Астапово. Здесь же через несколько дней великий писатель и философ умер.
