На этом обрывался дневник Натальи Тархановой. В спальне было тихо. За окном шел дождь. Струйки воды бежали по стеклу. Мадия воскрешала в памяти вечера, проведенные с бабушкой, их совместные прогулки. Сказки по ночам… «А могу ли я любить, как она?» — спрашивала она себя и, так и не ответив на собственный вопрос, уснула…
Когда Ирма вместе с отцом вышла из ракетоплана, Олимпийская планета предстала перед ней во всем великолепии. Небо густо-голубое, без единого облачка, словно нарисованное детской рукой. И под этим небом сверкал олимпийский стадион. С западной трибуны он уходил к озеру. Оно было пустынным, только у берега покачивалось несколько яхт с желтыми и красными парусами.
В другой раз Ирма отдала бы дань глубокого уважения коллегам — математикам, инженерам, соорудившим уютную планету для отдыха. Сейчас ее мало что интересовало. Инг, ее Инг отказался сопровождать ее на регату! А до начала соревнования целая неделя. Какие восхитительные дни они могли бы провести здесь.
Академик Соболев обеими руками сжимал руль автокара, что-то говорил недовольно; только немного погодя она начала вникать в смысл его слов.
— Я бы изменил орбиту этой планеты, — услышала она. Слишком близко к Земле и много неудобств для участников регаты. Что стоит поднять планету еще на несколько километров над Землей? Теперь извольте подниматься на старт на неудобных летательных аппаратах.
Ирма откинулась назад.
— Разве я не прав? — спрашивал отец.
Навстречу шли юноша и девушка. Он в зеленом, струящемся спортивном комбинезоне, она в красной короткой юбке и белой кофточке. Они подняли руки, приветствуя машину. Ирма с завистью смотрела на них и думала о себе. Ей было грустно и одиноко, но ясный аналитический ум Ирмы был бессилен понять и разложить по полочкам эти чувства, — это было выше ее сил.
Ветер доносил с озера запах цветущих лотосов. Здесь все как на Земле. Озера и реки, города и стадионы. Только в недрах планеты нет ископаемых, потому что ее построили люди.
— Мы редко задумываемся над тем, что окружает нас. А вдумаешься — понимаешь, насколько гениален человек, — говорил Соболев. — Пришел он в это пустое пространство и сказал: я построю себе новое жилище. И построил. А здесь ведь космос, абсолютный нуль, смертельные космические лучи, невесомость. Когда человечество проголосует за «Солнце», мы всю нашу планетную систему превратим в цветущий сад. Ты меня слышишь?
О чем это он? Ничего не различая от слез, Ирма достала носовой платок. Соболев прервал фразу:
