Из старых записных книжек (1924-1947) | страница 89
* * *
Тесен мир. В Яранской гимназии, где училась Екатерина Васильевна, закон божий преподавал отец Гали Ивановой. Е.В. говорит, что отец Феодосии был самый яркий, умный, образованный из преподавателей. "Академик". Галя почему-то стесняется своего... нет, не отца, а отчества. Называет себя не Феодосьевна, а Федоровна.
* * *
Из Яранска же и милый друг мой Ванечка Халтурин. Его тоже хорошо помнят сестры Пластинины. Он у них там был деятелем. Организовывал комсомол. Потом руководил комсомолом в Вятке.
Потом переехал в Питер. Первый редактор "Ленинских искр".
А у отца Феодосия в детские годы учился (в Котельниче, кажется) Л.Н.Рахманов. И Галю он хорошо помнит. До чего же в самом деле тесен этот мир!
* * *
Подарил Екатерине Васильевне немецкую "Шкиду", ту самую, которую жгли на берлинской площади. Написал шуточное посвящение, целый мадригал. Там изложена история моего появления на Каменном острове, история воскрешения из мертвых. Уже забыл. Впрочем, хороша там более или менее только одна строфа:
Снова сердце тикает,
Снова ножки топают.
Только зубы грешные
Что-то мало лопают...
* * *
Почему-то вспомнился сегодня 1922 год. Я - в школе Достоевского. Читаю "Петроградскую правду".
"Итальянские фачисты снова бесчинствуют на улицах Милана"...
Именно так и в таком написании - фачисты, а не фашисты - вошло в мою жизнь это слово...
* * *
Шел, еще в декабре, кажется, по улице Некрасова. Впереди идет парень лет 28-30, ведет за руку маленькую-премаленькую девочку. Скользко. Девочка поминутно падает. И без умолку говорит:
- Папа, а где Коля?
- Коля уехал.
- А мама где?
- А мама - в ямочке лежит.
- В ямочке? А где она?
- Кто?
- Мама где?
- Я говорю: в ямочке, в ямке она. Вырубили ямку и закопали.
- А где она?
- В ямке, в ямке... Пойми ты.
А девочка не хотела понимать. Шла и спрашивала:
- Папа, а где мама?
* * *
И снова я мыслями на Мальцевском рынке. В той стихии, о которой с годами уже забыл. А ведь послереволюционное детство и отрочество мои были барахольные.
Спекулянтов, как я уже писал, видеть мне не приходилось. Но жулики были. Даже меня, представьте, обманывали. А ведь я считал себя почему-то стреляным воробьем.
Один раз принес домой порядочный кусок дуранды, которую невозможно было есть, настолько она была горькая. Потом мне объяснили, что дуранда была сделана из полыни. Кто, когда и зачем делал ее из полыни - не знаю.
Другой раз глухонемой парень предложил мне купить бутылку какого-то растительного масла. Кто-то рядом сказал: хлопковое.