Из старых записных книжек (1924-1947) | страница 24
"Де б не пiшов, де б не приговорив - усюди, як то кажуть, гарбуз дають".
И у Христи такая же точно судьба. Осталась сиротой в пятнадцать лет. И тоже - когда умерла Христина мати, "залишилось iх семеро сирiт".
Работала она "у курклiв", в батрачках, содержала себя и свое семейство, братишек и сестренок.
Христя была из другого села. Она не знала, что у Зиновия такое богатое наследство. Когда Зиновий собрался жениться, он сказал своим сиротам:
- Ви з пiчки не злiзайте, бо як побачут вас люди, то заберуть вiд нас маму.
До чего же это трогательно.
И вот - "одруживсь я. I треба дiтей з пiчки здiймати. Коли вона подивилась на них, почала горенько плакати: "Що я, з добрих злиднiв вийшла, а ще в кращi увiйшла".
"Та вона, спасибо, не падала духом"...
Ей тяжело жилось с сиротами (и своими и мужними), однако "вона iх не кидала, вирастила"...
Теперь все братья и сестры "дуже гарно живуть": один в Луганске, в железнодорожной майстерне, другой в Красной Армии, третий в Крыму инспектор милиции...
* * *
Шестилетняя девочка, дочь соседки:
- Куда же это папа ушел? Ах, чтоб он помер!..
* * *
В Одессе очень несовершенный узкоколейный трамвай. Вагоны (еще дореволюционные, бельгийские) настолько изношены, что страшно бывает влезать в этот деревянный, расползающийся по швам ящик. Через дырявую крышу просачивается не только дождь. Электрический ток, не сдерживаемый прохудившейся проводкой, свободно гуляет по вагону, по всем его металлическим частям. В таком вагоне нельзя прислониться к решетчатой двери, взяться рукой за поручень или за скобу у окна. А браться приходится, так как - давят, гнетут, прижимают. То и дело в вагоне вскрикивают:
- Ой, черт, - кусается!
- Кондуктриса! Что вы смотрите, у вас же не вагон, а электрический стул!
- А вы галоши на руки наденьте, - советует какой-то благодушный джентльмен.
* * *
В кофейне при гостинице "Бристоль" сидели три иностранных матроса. Турки. Два молодых и один маленький пожилой, пожалуй даже старый. Машинист, вероятно. Пили пиво.
В кофейне играло радио. Какие-то европейские или американские джазы, "мимми" и тому подобное. Турок сердило радио. И вместе с тем интриговало. Как видно, у себя на родине они не слишком часто слушают эту механическую музыку. Один из них - молодой - встал, подошел к замаскированному в стене "динамику" и долго разглядывал его и даже ощупывал. Потом вернулся к товарищам, сел и вдруг - затянул прекрасную турецкую песню. Товарищ его, тот, что помоложе, подхватил. Потом, откашлявшись, запел и старичок машинист.