Из старых записных книжек (1924-1947) | страница 121



Стоит на углу куцая, на курьих ножках застекленная будочка регулировщика движения. В будке - за стеклом толстощекая русская девушка в милицейской форме, в круглой меховой шапке. Пригорюнилась и поет:

Ой ты, домик мой, домок,

Ой ты, терем, тяремок...

* * *

На московских рынках больше серых шинелей, чем штатских пальто. Большинство торгующих - инвалиды Отечественной войны. У многих по пять-шесть цветных полосок на правой стороне груди.

* * *

Продуктовые сумки, которые до войны назывались "авоськами" (авось что-нибудь попадется), теперь называют "напрасками".

* * *

В очередной раз кончилась моя прописка. В очередной раз пишу заявление начальнику 50-го отделения милиции. Жданов, видя, как я терзаюсь, говорит:

- Чего вам ходить? Давайте я схожу. Мне проще.

Правильно. И вид у него импозантнее. Ходит он в командирской морской шинели, на фуражке - "краб". Некоторое время Коля работал корреспондентом на Балтийском флоте, потом по состоянию здоровья его отчислили. Теперь работает в ТАССе.

Тронутый его предложением, вручаю ему свое пространное заявление.

Вечером он возвращается, я спрашиваю:

- Были?

- Да. Был, конечно.

- Ну и что? Видели начальника отделения?

- Видел. Славный дядька. Говорит: пусть живет сколько хочет.

- Так и сказал?

- Да. Так. Буквально.

- "Сколько хочет"?!!

- Сколько хочет, говорит, столько пусть и живет.

Утром Коля уходит к себе в ТАСС. Я сажусь за наш общий маленький письменный стол, выдвигаю машинально ящик и вижу там какие-то бумажные клочки. Смотрю - мой почерк. Пытаюсь понять, что это. Складываю, как складывал в детстве кубики. Что такое??! Мое заявление на имя начальника милиции! В левом верхнем углу резолюция:

"Отказать".

Добрейший Николай Гаврилович не хотел, видите ли, меня огорчать. Ох, и рассердился же я...

Вечером между нами произошла первая крупная ссора.

* * *

До сих пор я не тревожил Самуила Яковлевича. Он даже, кажется, не знал о моих прописочных злоключениях. Вчера был у него, рассказал... Он тут же забил тревогу.

От Маршака я вчера узнал, что большую, если не решающую роль в моей судьбе сыграл Л.Р.Шейнин, писатель (автор жизнеописания Леньки Пантелеева Первого) и крупный работник прокуратуры. Сегодня я звонил Шейнину, благодарил его. Он наговорил мне кучу лестного и приятного и в заключение сказал, что вчера ему звонил Маршак, рассказал о моих осложнениях с пропиской. Сегодня дана телеграмма в Ленинград, чтобы поспешили с ответом.