— Хорошая девушка — Панна, — просто сказал Щербаков.
Суровягин ничего не ответил.
— Скажите, война будет? — неожиданно спросил Щербаков.
Суровягин до того удивился, что даже остановился.
— Какая война?
Щербаков объяснил:
— Кажется, Чехов говорил: если на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит. Теперь над планетой повесили не ружье, а атомную бомбу. Черт знает что! Я бы всех генералов Пентагона в сумасшедший дом посадил.
Щербаков все больше удивлял Суровягина: что за парень?
— Почему вы заговорили об этом?
Щербаков сделал широкий жест рукой и страстно сказал:
— Хотя бы потому, что я люблю вот эту прохладную апрельскую ночь и все вокруг. И никто не заставит разлюбить. Никто…
Они поравнялись с рестораном «Аквариум». Там еще играл джаз. Щербаков остановился.
— Зайдем? — и кивнул на ярко освещенные окна ресторана.
— Нет, — покачал головой Суровягин.
— Жаль. Ну, простите, — сказал Щербаков. — Я сегодня малость не в себе. Находит иногда. Спокойной ночи.
О своей встрече и разговоре с Щербаковым Суровягин рассказал полковнику.
— Так что же вы думаете о Щербакове? — спросил Еремин. Почему же вы не узнали, кто подарил ему каланий мех?
— Мне показалось крайне неудобным заводить об этом разговор на вечеринке.
— Верно, — задумчиво промолвил полковник. — И все-таки медленно действуете, лейтенант.
В душе Андрея росло чувство неприязни к Щербакову. Каким тоном произнес он эти слова: «Хорошая девушка». Повинуясь внезапному порыву, он сказал дерзко:
— Арестовать его — и дело пойдет быстрее.
Еремин круто остановился и в упор взглянул на Андрея.
— Арестовать? Вы опять за свое, лейтенант. А дальше что?
Суровягин опустил голову. Еремин начал снова вышагивать по кабинету.
— Есть хорошая русская пословица — семь раз отмерь, один раз отрежь. Пригодна в каждом деле, лейтенант, а в нашем особенно. Арестовывая человека, мы решаем его судьбу. А она нам небезразлична. За точность не ручаюсь, но, кажется, Маркс говорил, что человек — это живая ткань в организме государства. И, изолируя его от общества, государство тем самым вырезает из своего тела кусок живого мяса. Когда чекист забывает или не хочет придерживаться этой истины — он уже не чекист…
Еремин сел за стол. Оба долго молчали.
«Все равно я буду чекистом», — упрямо подумал Суровягин и поднял глаза на полковника.
— Да, вы будете чекистом, — сказал Еремин, как бы догадываясь о мыслях Суровягина. — Но всегда, прежде чем принять какое-нибудь решение, хорошо все обдумайте. И больше воображения! Впрочем, воображения у вас хватает, лейтенант, — понимающе засмеялся полковник, многозначительно взглянув на Андрея. — Не поддавайтесь первому чувству, личным мотивам, лейтенант, — голос его посуровел. — Страшно, когда человек, облеченный доверием государства, злоупотребляет или неправильно пользуется этим доверием.
