Прожевав, а точнее, размяв буженину во рту почти без помощи зубов и проглотив ее, Журковский пригубил из своей рюмки.
— Ого, — заметил он, помедлив мгновение, дабы прочувствовать вкус. — Это что же за коньяк?
Божественный напиток, впрочем, как и водка, был подан в хрустальном графинчике без каких бы то ни было опознавательных знаков.
— Французский? — попробовал угадать Анатолий Карлович.
— Зачем? У нас в Армении прекрасный коньяк есть. Мне друзья присылают. Настоящий. Тот, что в застойные годы в Политбюро поставляли. Так-то. Можем ведь, если захотим, не правда ли?
— Да, — кивнул Журковский и снова заметил, что Суханов посмотрел на часы.
— Может быть, к делу перейдем, Андрей Ильич? А то вы, кажется, торопитесь, а я вас задерживаю… Однако за закуску спасибо. Прелесть как вкусно!
— Да, да, конечно, конечно… Вы простите меня, я вам голову морочу… К делу так к делу. У вас, Анатолий Карлович, с английским языком, насколько я знаю, проблем нет?
— Ну как вам сказать? — Журковский пожал плечами. — Смотря что вы от меня хотите? Набокова переводить, скажем, не возьмусь.
— Набокова нам не требуется. Я вам вчера в общих чертах рассказал суть вашей будущей работы. Если, конечно, вас устроят наши условия. Учебные пособия. Компьютерные. Помимо России, мы будем работать на экспорт. Есть у нас заказы, есть интерес с той стороны. Теперь вы, наверное, понимаете, что я имел в виду под вашим уровнем знания английского.
— Писать учебник для иностранцев?
— Ну почти. Писать — вряд ли. Скорее — компилировать из готовых статей. Впрочем, если сами решите что-то написать, я буду это только приветствовать. Я ведь знаком с некоторыми вашими работами.
— Интересно. С какими же?
Суханов сегодняшний настолько отличался от Суханова вчерашнего, что Журковскому вдруг стало необычайно интересно, что он сейчас скажет. Такие разительные перемены в человеческой личности он прежде видел только в театре или кино. Это и была та условность, которая в самом реалистическом произведении не дает прорваться грубому натурализму, делает описание серых и обычно кажущихся унылыми будней захватывающим, динамичным и непредсказуемым.
— Я внимательно прочел две ваши последние книги, — спокойно ответил Суханов. — Ваша точка зрения на события, имевшие место в России девятнадцатого века, кажется мне несколько парадоксальной… Хотя меня, признаться, больше интересует новейшая история. Самая новейшая. Здесь, Анатолий Карлович, такие интриги плетутся, что и не снилось прежде ни историкам, ни романистам. Так-то… Ну ладно, вернемся к нашим баранам. Вы, в принципе, согласны?
