Неделя-другая проходит, а мать все время пьяная: то блюет, то спит. Она каждую ночь бросала нас одних и уходила пить в кабак «Злата». С тех пор и до сегодняшнего дня я боюсь спать одна…
Последний раз был такой случай, после которого оставаться дальше с мамой мне и маленьким детям стало просто опасно для жизни.
Пришла я как-то домой из школы (в последнее время я стала ее посещать), заглянула на кухню и увидела, как мама режет ножом ковер.
Я спросила, что она делает. У нее были абсолютно безумные глаза и мокрое от пота лицо.
– Я рыбу режу. – И изо рта у нее при этом текла пена.
Наверное, у нее началась белая горячка. Тогда нервы стали сдавать у меня.
– Ну все, п…ц, пора валить, – прошептала я в отчаянии и, наскоро собрав детей, побежала к бабушке.
Мы мчались без оглядки, я захлебывалась в собственных соплях, мы неслись со скоростью ветра. Мне было так обидно: я так надеялась, что все будет по-новому, хорошо. И я поняла, что мама снова не сдержалась, не смогла выполнить своего обещания, не сумев пережить очередной кризисный момент. Она не смогла быть сильной и так обманула мои ожидания.
«Зачем, зачем она опять все испортила?» – то и дело проносилось в моей голове.
Через пару дней мы пошли проведать маму, постучались в дверь, но нам никто не открыл. Через окно я увидела, что наш пес Грей в одиночестве лает и бросается на шторы. Тогда я заподозрила неладное.
В следующий раз мы пришли уже с бабулей, сосед оперативно помог нам взломать дверь. Навстречу нам из квартиры выбежал Грей и без оглядки помчался во двор. Стало ясно, что пес был взаперти больше чем два дня, а значит, с момента нашего ухода дома никто не появлялся. Мы, конечно же, сразу накормили Грея.
Бедный пес порядком изголодался. А меня мучило нехорошее предчувствие: мама не могла уехать, не оставив ключа и записки. Это был ее любимый пес – она б ни за что не бросила его. Сама же квартирка выглядела совершенно нормально: кругом было очень чисто, деньги лежали в шкафу, каждая вещь – на привычном месте, не хватало только мамы. Грея мы забрали с собой и отправились жить к бабуле.
На следующий день бабуля написала заявление в местное отделение милиции о пропаже дочери.
Когда меня вызвали на допрос в ту же комнату, куда я попала после «спецоперации», я удивила ментов своей сговорчивостью. На этот раз я рассказала все, что знала, постаралась вспомнить все до мельчайших подробностей: куда ушла мама, в чем, какое золото на ней было и какой разговор слышала накануне, как угрожал ей Юра Никитюк. Через некоторое время оказалось, однако, что последним свидетелем была вовсе не я: еще позже видел маму дядя Паша.
