– Торби, ты спишь, но слышишь меня. Ты можешь мне отвечать.
– Да, папа.
– Ты будешь спать, пока я не велю тебе проснуться. Но ты сможешь ответить на любой мой вопрос.
– Да, папа.
– Ты помнишь корабль, который привез тебя сюда? Как он назывался?
– «Веселая вдова». Но мы его называли по-другому.
– Вспомни, как ты садился в этот корабль. Ты там – и можешь его видеть. Вспомни. Теперь припомни, что было до того, как ты попал на корабль.
– Не хочу! – Не просыпаясь, мальчик весь напрягся.
– Я с тобой. Ты в безопасности. Ну, так как называется это место? Присмотрись к нему.
Через полтора часа Бэзлим все еще сидел на корточках над спящим мальчиком. Пот струился по его морщинистому лицу, он испытывал сильное потрясение. Отправить мальчика назад, в то время, которое он хотел увидеть, – для этого необходимо было снова провести его через воспоминания, тяжелые даже для Бэзлима, старого и ожесточившегося. Торби сопротивлялся этому, и Бэзлим не мог его осуждать, – теперь он знал, сколько шрамов на спине у мальчика и что за каждый шрам в ответе какой-то негодяй.
Но он достиг цели: ему удалось вернуться к событиям, значительно более давним, чем удержала память мальчика, заглянуть в его раннее детство и увидеть ту роковую минуту, когда ребенка отобрали у родителей.
Он оставил мальчика в состоянии глубокой комы и попытался собрать воедино разрозненные мысли. Последние несколько минут исследования оказались такими тяжелыми, что он усомнился в своем праве попробовать определить источник беспокойства.
Ну, а если подумать… что он обнаружил?
Мальчик был рожден свободным. Но в этом Бэзлим и не сомневался.
Родным языком мальчика был системный английский, акцента его Бэзлим определить не мог, но было ясно, что Торби усвоил его с младенчества; возможно даже (хотя и маловероятно), что мальчик родился на Терре – во всяком случае, он принадлежал к Земной Гегемонии. Это удивило Бэзлима, ведь он считал интерлингву родным языком мальчика, потому что тот говорил на ней лучше, чем на других языках.
Что еще? Родителей определенно нет в живых, если доверять искаженным ужасом и страхом воспоминаниям, которые он извлек из памяти Торби. Он не смог узнать фамилию или как-то определить эту семью, они остались просто «папой» и «мамой», – и Бэзлим понял, что отыскать родственников мальчика невозможно.
А теперь последнее, чтобы закончить то тяжелое испытание, через которое он провел ребенка…
– Торби?
Мальчик застонал и пошевелился:
