Его по праву считают, выражаюсь современным языком, «суперстар» XX века, у которого весь мир был «полем» для работы. Он, пожалуй, один из самых известных сыновей Норвегии.
Уже во время путешествия в 1913 году по Норвегии русский промышленник Степан Востротин сделал такую запись:
«Прежде всего обратил я внимание, что на всех остановках, на станциях железной дороги, на которых мы выходили поразмять наши ноги или позавтракать и пообедать, а также при наших остановках во время плавания в городах и местечках Норвегии встречавшаяся публика молчаливо приветствовала его шапочным поклоном, а иногда полушёпотом пробегали в толпе слова: „Нансен, Нансен!“ Ватаги школьной детворы, попадавшейся нам по пути, при встрече шумно приветствовали его криками: „Фритьоф, Фритьоф!“ Заглянувши не раз в продолжение нашего пути, с целью ознакомления, в помещения низших и высших школ, спортивных обществ, в клубы, я всегда почти встречал на стенах портреты Нансена или картины из его путешествий: Нансен на лыжах, Нансен везёт сани один по полярным льдам или в упряжи с собаками, сзади за ним, в таком же положении, шагает Иогансен, или они вместе плывут по морю на связанных каяках среди плавучих льдов. Многие картины были большой художественности.
В гаванях и портах на лодочках, паровых и моторных катерах и яхтах можно было нередко видеть название „Фритьоф“. Многие матери давали своему первенцу или одному из своих сыновей это имя. Потолкавшись среди норвежцев и заглянув в различные уголки этой прекрасной страны, можно без колебаний прийти к заключению, что Нансен — это божок, кумир Норвегии».
Но не стоит поддаваться тенденции и делать из Нансена идеального человека. Таких просто не существует.
«Отца тоже мучили гамлетовские противоречия, — вспоминала старшая дочь Нансена Лив. — Он был реалистом и практиком, прост и ясен как день, как настоящий учёный он отлично разбирался в фактах; и однако же не в меньшей степени ему были свойственны самоуглублённость, вечные искания, лиризм и причудливая изменчивость настроений; это был человек свободнейший и в то же время глубоко связанный, уверенный в себе и смиренный, юморист и меланхолик — всё вместе, одним словом, характер самый что ни на есть шекспировский. Верный и горячий в дружбе, он почти всегда был одинок. Человек деятельный и в то же время мечтатель, человек разносторонний по своим способностям и интересам и в то же время простой и обыкновенный. В нём была огромная жажда жизни, но ещё сильнее было его стремление к духовной гармонии и целостности. Дитя, всё время мечтавшее о тепле и нежности, но сумевшее без них прожить. Он всегда предпочитал думать о людях только хорошее, но полагался лишь на себя самого. В любой вопрос он вникал так, чтобы уж исчерпать его до дна, а себя самого так и не познал до конца».
