В наступившей тишине все чаще слышались перестуки автоматов и пулеметов и как будто менее пронзительные, затихающие крики обезьян и сторожевых птиц. Казалось, что все они успокаиваются.
Но через несколько минут над джунглями прокатился новый истошный вопль обезьян. Теперь они кричали как-то по-особенному.
Ану оглянулся и пояснил:
— В атаку пошли змеи. Обезьяны очень боятся змей.
В это время в деревеньку стали возвращаться индейские воины с длинными и легкими духовыми ружьями в руках. Они останавливались возле Ану, ожидая его распоряжений. Он подождал, пока собрались все воины, потом начал свою речь, которую, естественно, ни Вася, ни Юрий понять не смогли. Но по тому, как покорно поникали головами раскрашенные воины, можно было догадаться, что Ану сообщил им не очень-то приятные новости.
И в этот момент из глубины джунглей донесся истошный собачий лай.
— Шарик! — выдохнул Юрий и бросился на этот вопль.
Он сразу понял, что его смелому четвероногому другу грозит смертельная и наверняка необычная опасность — иначе Шарик ни за что бы так не вопил.
Но вопль этот сейчас же потонул в невообразимом шуме и гаме обезьян. Они орали, верещали и выли. В том направлении, где разыгрывался этот невероятный тропический концерт, но гораздо ближе, явственно послышался хруст ветвей.
Вася хотел было броситься за Юрием, но не успел. Юрия перехватил какой-то воин и что-то строго сказал на своем языке. Юрий не понял его, но воин, по-видимому, отлично понимал все, что творится в зеленых чащах и болотах джунглей, и решительно задержал Юрия.
Обезьяньи крики все приближались, и воин, вынув из длинных черных, перехваченных ленточкой волос маленькую стрелу, заложил ее в свое духовое ружье и принял боевую позу. Несколько его товарищей тоже зарядили свои ружья и стали рядом.
Из джунглей по вершинам деревьев вырвалась стая обезьян. Они явно за кем-то гнались, швыряя в неведомого врага незрелые плоды. Неожиданно из чащи ветвей выскочил Шарик. Так вот кого преследовали обезьяны! Вид у него был загнанный и, честно говоря, жалкий — обрубок хвоста поджат, голова втянута в плечи, а выражение мохнатой морды было самое виноватое и бессовестно трусливое.
Вслед за ним, изгибаясь, почти струясь, толчками, прыжками двигалась большущая змея. От боевого возбуждения ее раздвоенный язычок метался в раскрытой пасти, усеянной острыми и страшными зубами. Еще мгновение, еще один толчок — и змея наверняка бы настигла Шарика, которого в зарослях спасали стволы и лианы: змее негде было развернуться в тугую и беспощадную пружину. Но здесь, на поляне, она наверняка схватила бы его. Но именно в это мгновение из той же чащи вывалился крокодил и молниеносно лязгнул своими огромными челюстями.
