К вечеру наши гости и Миша (я был за рулём) так наобедались, что я счёл за благо везти их домой. И напоследок решил показать им «Аврору». Подъехали. Володя, увидев «Аврору», к моему удивлению, очень заинтересовался ею. Выйдя из машины, он сказал: «О, «Аврора»! Пойду посмотрю, может, там есть туалет». Понятно, что мысль о том, что это музей, святыня коммуняк, ему в голову прийти не могла. Он рассматривал колыбель революции как место, где есть туалет. Володя и Николай – так звали каскадёра – пошли к кораблю, я же приотстал, и зря. Подойдя к часовому у трапа «Авроры», Володя спросил:
– Туалет на корабле есть?
– На кораблях туалетов не бывает, только гальюны.
– А ты, салага, не умничай.
– Я не салага, приказ через месяц.
– Ты для меня вечный салага, я дембельнулся пять лет тому назад!
(Справка. Служил он в театре Советской армии, а в казарме был один раз, в день присяги.)
– Так я пройду в твой гальюн?
– Стоять! – рявкнул часовой и передёрнул затвор автомата.
Налицо была нешуточная ситуация. С одной стороны, подвыпивший актёр пытается пройти на охраняемый объект номер один, а с другой – обиженный часовой… Кошмар: его, почти дембеля, назвали, причём безнаказанно, салагой! А вдруг он решит проявить бдительность, пресечь проникновение на охраняемый объект, кстати, и лычку получить к дембелю. Нет, стрелять он бы не стал, а вот врезать покусителю на непорочность объекта – легко. Я, поняв это, не стал приближаться: он мог решить, что я спешу ему на подмогу.
И вдруг наш клон Захарова кладёт руку на ствол автомата и так ласково говорит часовому: «Слышь, сторож, а у тебя пост оборудован?» От такой наглости матросик даже не понял, что его опять оскорбили. «Конечно, вот телефон, на стенке распорядок ведения службы, вот ящик с песком. Всё по уставу». – «А уставной стакан где?» – «Какой стакан?» – «Гранёный, давай раскатаем пузырь за нерушимую дружбу между шнурками и сапогами!» Шнурками, как помните, звали матросов, а они всех неморяков – сапогами.
Ломался он недолго. И вот набережная Невы. У парапета на вечной стоянке застыл революционный крейсер. На противоположной от него стороне, метрах в двадцати, – Нахимовское училище, а из будки часового разливается: «Вставай, проклятьем заклеймённый…» Впоследствии оба не могли внятно ответить, что их подвигло петь «Интернационал». Посовещавшись, они выдвинули гипотезу о том, что распитие водки без закуся и из горла повлияло на репертуар. Я же думаю, что это место такое. Зона, как в «Сталкере».
