Эта история для меня началась очень давно, в моём детстве. Мне было лет двенадцать, когда отец взял меня в поездку по Эстонии. Я рос обычным советским мальчиком. Верил в то, что мне, как и всем советским детям, повезло родиться в самой прекрасной стране. В поездке я с интересом рассматривал деревни, через которые проходил маршрут автобуса. Мы проезжали через деревни, дома в которых были настолько ветхи, что трудно было понять, в каком году они были построены. Воспринималось это мной нормально. Да и не могло быть по-другому. Сколько я себя помнил, самая распространённая фраза была «временные трудности». Я, как и все, в это верил. Каково же было моё удивление, когда, проезжая с отцом через Ивангород, въехав в Нарву, я увидел другую страну. Нет, вокруг все по-прежнему говорили по-русски, но странно, вокруг всё было чисто, люди улыбались друг другу. Я не стал приставать к отцу с расспросами: он учил меня во всём разбираться самостоятельно. Повзрослев, мне часто приходилось слышать, причём преимущественно от тех, кто ездил в Эстонию не на экскурсию, а отовариться, что СССР освободил Прибалтику, что они по гроб нам обязаны. Глаза мне открыл старый эстонец, у которого я случайно оказался на мызе. Скажу сразу, дипломатом он не был. Его хутор находился под городом Кингисеппом. Он начал с того, что сказал: «Эта семля эстонская, и город насывается не Кингисепп, а Ямбург. Фаш Кингисепп пыл посяк и колодранец краснопусый». Я попытался ему возразить в том смысле, что мы их освободили. Он горько улыбнулся и сказал: «Не вы – СССР. Вас, евреев, как и нас, краснопусые опорванцы освободили от карошей шизни. А ещё они освободили нас от молока, масла, сметаны и саодно от страны». Не мог я вот так, сразу, принять его точку зрения. «Но живёте вы лучше, чем русские колхозники. У вас и техника лучше, и дом новый, большой». – «Текника у нас та ше, только я её переку, а том я построил сам, потому что не пропиваю фсё, как эти курраты!» «Куррат» на эстонском – «чёрт». Считается очень грубым ругательством. Что можно было ему возразить? Старик был прав. Эстонские колхозы были меньше, расположены на худших землях, но жили они лучше русских соседей. Так случилось, что в последние годы пребывания в той стране я был тесно связан с Прибалтикой. Я намеренно не хочу касаться политической обстановки той поры. Не та тема. Мы, то есть я, мой друг и начальник и его невеста, отправились на машине в Клайпеду. Путь наш лежал через Псков в Эстонию. Затем Латвия, кусочек Эстонии и Литва. До Пскова доехали без приключений. Всё как обычно: тряска, разбитая дорога. На переднем сиденье мирно похрапывал друг Боря. Ни тряска, ни ухабы не мешали ему спать, но стоило машине въехать на ровный эстонский асфальт, как он проснулся: «Что случилось?» – «Ничего, Эстония, спи». – «Вот сколько езжу по этой дороге, никак не пойму, зачем они здесь ставят плакат: мол, Эстония начинается. Что, по качеству дорог не видно?» «По тебе, друг мой Барух, плачет статья о распространении клеветнических измышлений». Борис в долгу не остался: «Гражданин начальник конвоя, зэков кормить пора». У дороги увидели заправку, рядом с ней кафе, свернули. За соседним столиком ужинали, как я понял, местные крестьяне: на столе у них стояла бутылка водки. Вот только вели они себя не по-русски. Они пили водку на четверых, при этом закуску ели, оперируя ножом и вилкой. Я возмутился: «Плохо с ними НКВД поработало! Не отучило от ножей и вилок!» Боря улыбнулся: «Толи ещё будет». Он оказался прав. В гостинице «Клайпеда», где мы остановились, администратор, узнав, что мы из Ленинграда, сказала: «Вы с дороги, устали, оставьте паспорта, я всё сама оформлю. Только скажите, с кем поселить даму». Не могу сказать, что я объездил всю страну, но ни в одной гостинице никогда не селили мужчину и женщину вместе, если они не предъявляли документа о замужестве. Нет, не подумайте: СССР не был тюрьмой для народа. Добропорядочный гражданин мог привести в номер, опять же, добропорядочную девушку, но до 23.00. Если же она оставалась в номере, то от её добропорядочности не оставалось и следа. Правда, был вариант – занести администратору. После этого она, девушка, уже не читалась падшей. Чудеса продолжались. В ресторане официант отказался от чаевых, заявив, что чаевые в счёте. Швейцар, которого я попросил принести мне пива, сказал: «Рубль – бутылка». Я попросил его принести три и дал пять рублей. Каково же было моё удивление, когда он принёс сдачу со словами «я своё взял, не надо поднимать цены». Я терялся в догадках. Им что, деньги не нужны? В тот день меня добила горничная, у которой я в час ночи по телефону, извинившись за беспокойство, попросил два стакана чая. «Не надо извиняться, это моя работа. Вам с лимоном?» Наше пребывание на этот раз было непродолжительным. Вскоре мы засобирались в обратный путь, но я должен был вернуться, так как договорился с другом Бориса о капитальном ремонте двигателя. Я, естественно, мог сделать такой ремонт дома, но мой друг и, как я уже говорил, босс заявил: «Я тебе всё оплачиваю, делай ремонт в Клайпеде». Я мог бы настоять, но, поразмыслив здраво, решил, что дополнительный отпуск мне не повредит.
