Однажды в понедельник (новая жизнь только с понедельника начинается) я решил взяться за ум. Что повлияло на моё решение, за давностью лет я не помню. Да это и не имеет значения. Возможно, вчера была лишняя рюмка, а возможно, её, рюмки, и не хватило. Итак, я начал новую жизнь! Буду учиться – решил я. Приехал на «Ленфильм», зашёл в кадры, попросил и получил направление в техникум, на экономический факультет. Зашёл подписать к начальнику. «Растёшь, – говорит он, – наш кадр!» «Это я твой кадр? Морда энкавэдэшной национальности», – подумал я, выходя из кабинета. Через час я был в технаре, через два вернулся, успев к началу съёмок. И вот однажды подходит ко мне некто и сообщает, что он мой будущий начальник, то есть директор кинокартины. Приказ о переводе подписан, завтра в 9 часов он меня ждёт. Он ушёл, а я стоял и думал: ну почему так прозаично? Я поднялся ещё на одну ступеньку, а этого никто не заметил! Ни туша, ни похлопывания по плечу, ни напутственного «так держать!» – Ничего! Обидно!
А завтра, без раскачки, первый съёмочный день. Мы снимали велогонку, но не нашу, а настоящую. Я это к тому, что на ход гонки мы влиять не могли. Перед выездом мой шеф предупредил меня: моё место – три метра от камеры. И вот мы втроём: я, режиссёр и оператор – приезжаем на место. Всё предельно просто. Операторская машина стоит метрах в пятидесяти от старта. Финиш – за сто километров, но нам столько не надо, уйдём в сторону, как только творцы решат, что хватит. И тут оператор решает, что для красивости надо бы кому-то махнуть на старте флажком. Видите ли, выстрел судьи его не впечатляет! Понятно, что этим «кому-то» оказался я. Не добегая нескольких метров до старта, слышу выстрел судьи. Старт! На меня несётся толпа – человек сто велосипедистов. Они опустили головы – так меньше сопротивление воздуха – и летят на меня! Не раздумывая прыгаю в кювет. Мешком. Правда, в полёте мне показалось, что лечу ласточкой. Встаю и понимаю: я практически как та самая берёзка во поле! Мне немножко не по себе. Прежде всего, я в первый же день умудрился нарушить приказ шефа. О каких трёх метрах от камеры разговор, если финиш за сто, причём километров!
При этом надо как-то исхитриться и оказаться на этом самом финише! И тут останавливается рядом мотоцикл-техничка и подбирает меня. Но он под номером десять, то есть не имеет права обойти техничку девятой команды. Я же стремлюсь попасть к своим и встать, как приказано, не далее трёх метров от камеры. Подъезжает к нам мотоцикл судьи-информатора. Он может двигаться по всей гонке. Я ему объясняю ситуацию и пересаживаюсь на ходу с заднего сиденья в коляску! Здесь я должен сделать отступление. Операторская машина – это «Чайка» или «ЗИС» (в девичестве «Паккард»), у которой за спиной водителя платформа, огороженная канатами. Использовали именно их по причине плавности хода. Итак, мы приближаемся к цели нашего короткого путешествия – операторской машине. Режиссёр понял, что я собираюсь проделать. По его реакции догадываюсь: консенсуса мне не видать. Режиссёр в весьма экспрессивной форме даёт мне понять, что состоит в близких отношениях не только со мной, но и со всеми администраторами Советского Союза! Понять его можно. А кто поймёт меня? Я обязан быть там и руководить. Чем? Да какая разница! Но ситуация тупиковая, если остановиться, гонка догонит и уже не будет возможности её обойти. Гонка идёт по всей ширине шоссе. Понимают это и мои спасители. Мотоциклист, невзирая на шумовое сопровождение, сравнивает скорость с машиной, я привстаю в коляске и… машина вдруг уходит вперёд под горку. Я провисаю между коляской и машиной! Спас меня второй судья, сидевший сзади. Вторая попытка: я опять привстаю в коляске, хватаюсь за поручень сначала одной рукой, вот я ухватился обеими руками, встал одной ногой на платформу машины. Творцы, прекратив меня материть, втаскивают меня к себе. Ноги мне изменяют, я сажусь на платформу и чувствую, что улыбаюсь. Один из творцов говорит другому: «Оставь его, пусть оклемается».
