— Боже мой, нет. Он слишком умен для этого. Займитесь лучше мистером Слеппнем.
— В самом деле, сэр? Но вчера вы сказали, что он по вашему мнению не более чем жадный дурак.
— Нервный дурак, а это полезно. Он продажный трус и обжора. Однажды я видел его за обедом, поглощающего pot au feu50 с белыми бобами, и это такое зрелище, скажу вам, Барабантт, которое нелегко забыть. Соус был повсюду. Кстати, розовые рубашки, которые он носит, стоят не меньше ста долларов каждая. Все что он делает — это забирает чужие деньги безопасным, скрытным и не очень умным способом. Отправьте… да, клерка Бриана.
— Бриана, сэр? — переспросил Барабантт, — вы уверены? Он прекрасно управляется со всякими механизмами, но на улице пользы от него никакой. Его заметят.
— Да, Барабантт. Я знаю. Я хочу, чтобы мистер Слеппень стал еще немного более нервозным.
— А, понимаю, сэр.
Витинари снова отвернулся к окну.
— Скажите мне, Барабантт, — спросил он, — вы тоже считаете, что я тиран?
— Разумеется нет, милорд, — ответил Барабантт, прибираясь на столе.
— В этом-то и проблема, не так ли? Кто осмелиться сказать тирану, что он тиран?
— Да, проблема непростая, — согласился Барабантт, аккуратно складывая папки в стопочку.
— В своих «Размышлениях», которые, как я всегда считал, с трудом поддаются переводу, Пышон51 говорит, что вмешательство с целью предотвратить убийство является ограничением свободы убийцы, а свобода, однако, универсальна, дана всем от природы и без условий, — сказал Витинари, — вы наверное можете припомнить его знаменитое изречение: «Пока хоть один человек не свободен, до тех пор я маленький пирожок с курятиной», которое до сих пор вызывает немало споров. Таким образом, мы можем рассмотреть, например, изъятие бутылки у человека, убивающего себя выпивкой, как акт благотворительный, и более того, достойный всяческой похвалы, но свобода при этом все равно нарушается. Мистер Позолот явно изучал Пышона, но, опасаюсь, не понял его. Возможно, свобода и является естественным состоянием человечества, но сидеть на дереве и пожирать свой еще дергающийся обед — не менее естественное состояние. С другой стороны, Фрайдеггер52 в своих «Modal Contextities» провозглашает, что свобода ограничена, искусственна и, следовательно, иллюзорна, в лучшем случае это просто массовая галлюцинация. Ни один смертный в здравом уме не является истинно свободным, ибо истинная свобода столь ужасна, что только безумец или пророк может взглянуть ей в лицо. Она ошеломляет душу, приводя человека в состояние, которое Фрайдеггер описывает как Vonallesvolkommenunverstandlichdasdaskeit. А вы к чьей точке зрения склоняетесь, Барабантт?
