- Я без щита! – заорал он, но никто не слышал, ещё один толчок в спину чуть было не швырнул юношу под секиру.
- Нет щита! – снова заорал он.
«Тебе же хуже», - отзывалась творящаяся вокруг безумная вакханалия.
Пожаловаться вновь не дали, орки надавили так, что ближайшие зеленокожие яростно брызгали слюной в лица воинов Оглфира. Стоявшие в первых рядах перестали размахивать оружием, потому что для этого просто не осталось места. Кастер упёрся обеими руками в грудь ближайшего врага, на того жали сзади так сильно, что пришлось невольно отступить. В спину упёрся щит. Орки поднажали, и строй отъехал, оставляя за собой взъерошенную землю.
Из-за спины ближайшего орка рухнула секира, тощий наплечник треснул, плечо заныло так, будто сверху наступил конь. Кастер понял, что рука опускается против воли, одна из половин щита сползла с кисти. Ближайший орк не тратя время и сил на долгий замах дубиной, без лишних витиеватостей врезал парню по лицу. На губах тут же проступила горячая влага. Удар вышел не из сильных, обладая параметрами бившего зеленокожего можно кулаками разбивать валуны, но в месиве тел, когда толкают со всех сторон, когда отовсюду косой грозит смерть, трудно сохранять точность. Оставшись при сознании и не почуяв болевых ощущений, Кастер впервые рассвирепел, причём, когда чувство ярости с размаху ударило по макушке, в сердце распустился гейзер буйной уверенности, что поверх лёгкого доспеха пехотинца соткались мощные латы панцирника - бурильной машины в пехоте Оглфира. Именно в таких доспехах можно было бы чувствовать себя спокойней в первых рядах, когда секиры иззубриваются о калёные рёбра панциря, копья тупятся, не выдерживая столкновения сталей, а шипастые перчатки на руках становятся опасней меча. Чувство неуязвимости подарило руке с мечом новую ступень мастерства. С невообразимой для новичка скоростью мелькало оружие, два орка упали под натиском, третий подался назад. Чей-то топор выпал из рассечённой руки, кто-то зарычал, хватаясь за распоротую щёку. Тело выбирало подходящие моменты для выпадов и быстро возвращалось в строй, будто действовало само по себе.
Кастер так увлёкся, что команду десятника о смене рядов услышал краем уха. Сзади потеснили, новый воин выходил на «лезвие». Уходил в последний ряд Кастер с лёгкой досадой, что пришлось прервать фееричное выступление, и в то же время, с чувством великого облегчения: он выстоял там, где не сдюжили другие, более опытные и сильные. Конечно, он понимал, что в этом не только его заслуга, но и заслуга высшей удачи и тех, кто стоял рядом. Скольких они убили и ранили, давая рекруту возможность прожить лишнюю секунду? На полусогнутых он пробирался через ряды кричащих солдат и благодарил судьбу за то, что она поставила его рядом с такими отличными бойцами. Именно сейчас казалось, что такой радости и облегчения он ещё никогда не испытывал.
