Под напором зелёной массы, трещали щиты первых рядов, тысячи пастей изрыгали такой рык, что закладывало уши. Люди кричали в ответ. Лязг стали слился в монотонную какофонию – в симфонию битвы.
- Поднажми! – разносились с разных концов поля крики тысячников.
Им вторили сотники, и, словно с горой на плечах, ряды людской армии продвигались на шаг вперёд. От этого орки ярели ещё сильней, хотя, казалось бы, куда уж… Вращая бешеными буркалами, они давили, рубили, обдавали брызгами слюней. Те, кто шли позади, толкали на мечи первых. Ноги топтали, растёртую в кашу, плоть. Земля скрылась под раздавленными потрохами, кишки наматывались на ноги, кто-то спотыкался и падал в это месиво и погибал раздавленный сапогами соратников.
Не проходило и двух смен в первых рядах, как орки отбирали потерянную часть поля и завоёвывали новую. И всё начиналось сначала.
Более тридцати тысяч воинов жестоко рубились на ничем не приметном поле, не имевшем даже названия. Заливали землю своей и чужой кровью, а земля захлёбывалась, не в силах столько принять.
Старший сын короля Исселбара, наследник трона, любимец простого люда и кумир вояк Давид Славный покидал первый ряд дерущихся. Пришёл черёд другого десятка выходить вперёд, пока другие переведут силу позади. Воины покидали «лезвие ножа»[1] с нескрываемой радостью и лишь Давид с удовольствие задержался бы на неопределённый срок. Жгучая злоба прожигала сердце молодого человек от того, что уже третий выход он не может повлиять на ход сражения. Его сотня битый час топчется на месте, а единственный прорыв состоялся без присутствия наследника. Но оставаться в первых рядах Давид не мог. В командной работе личные противоречия не должны мешать действовать остальным.
Очередного выхода Давид ожидал, как подарка на день рождение в двенадцать лет. Медленно, шаг за шагом десяток продвигался к первым рядам. А мимо проскальзывали воины, отстоявшие «вахту» на «лезвии», и казалось, это будет продолжаться вечно. Многие десятки ещё оставались не тронутыми, многие уже разбиты, и сотники быстро «сшивали» из них новые десятки, назначали главного и возвращали в строй. Слаженный живой механизм работал без сбоев, циркуляция уставших и отдохнувших замирала, лишь пока первый ряд отрабатывал свои минуты.
И вот черёд Давида пришёл. Сначала он стоял во втором ряду и вслепую бил мечом из-за плечей соратников, изредка прикрывался щитом. Затем, когда впереди стоящие, по громкой команде сотника, юркнули за щиты второго ряда, на Давида вновь обрушился жар сражения. С одной стороны дикий натиск вражеских тел, с другой – щиты второго ряда. От резкого давления, казалось, что внутренности полезут наружу.
