Трест имени Мопассана и другие сентиментальные истории | страница 7
Но, с другой стороны, праздник, так хай будет праздник. Монтажники не такой дешевый народ, чтобы считаться из-за какого-то там подарка. Скинулись еще по полтиннику и купили в раймаге черную китайскую шкатулку с золотыми драконами: пускай отдаст ей.
Митя пошел приглашать виновницу. Он отыскал ее в общежитии у девочек. Они там сидели втроем на одной кровати и говорили все разом. (Знаете, у девчат бывают такие семинары, по обмену опытом.)
Митя вызвал ее в коридор и сообщил, что вот такое приятное событие, что Косте устраивают ужин как лучшему монтажнику и что она тоже приглашена. В числе других.
— Как кто приглашена? — спросила она и стрельнула своими прекрасными глазками так, что опытный человек Митя малость смутился.
— Как школьный товарищ, — сказал он. — Как свидетель первых его шагов....
— Ладно, — кивнула она и засмеялась Мите в лицо. — Приду. Как свидетель шагов. Можете ему передать; я приду.
— Он здесь ни при чем, — поспешно возразил Митя. — Почему это вам пришло в голову? Он даже не знает...
Она явилась в столовую, когда все уже собрались. Показала свои тридцать два белых, сказала «добрый вечер» и села. Только не рядом с Маусом, а в противоположном конце стола.
Старик Кононов открыл торжество. И сразу всем стало ясно, что это была грубая ошибка — поручать именно ему говорить столь ответственную речь. Старик развел какую-то канитель: ты, мол, еще молодой, Костя, и не можешь понимать, в чем смысл монтажного сословия...
Между тем надо было поскорей подчеркнуть заслуги Крыси-Мауса и вообще брать быка за рога, потому что именинник совершенно сник, а нахальная девчонка просто смеялась.
— Улыбки строишь, — обиделся вдруг на нее Кононов. — Быть монтажниковой женой — это не то же самое, что какой-нибудь другой! Тут тяжело, тут на улыбочках не проедешь...
После этих слов Крыси-Маус, совсем уже некрасивый и несчастный, вскочил со своего места и хорошим шагом пошел к двери.
— Т ы к у д а о б о ж д и, — пролепетал Митя чуть слышно.
Девчонка не спеша поднялась и тоже пошла к выходу. Ее, конечно, никто не удерживал.
— Богатая была идея, — сказал Яшка Кирячок, уныло оглядывая закуски и вина, не чересчур густо заполнявшие стол.
И все стали помаленьку жевать колбасу любительскую, и колбасу польскую полукопченую, и сыр голландский по три рубля кило. И без особенных тостов пить красное вино «Крымське червоне», а также белое вино «Биле столове».
В самый разгар этих похорон вдруг широко открылась дверь, и в зал, помирая со смеху, ввалился Яшка Кирячок, отлучавшийся к прорабу с последним ультиматумом: либо пусть приходит, либо пусть пеняет на себя. За Яшкой шел-таки сам Степан Иванович. В мрачнейшем расположении духа.
