Кевин, опережая меня, упоминает Сингапур: «Сингапурская модель — лучшая для нас. Во многих отношениях сингапурцы даже больше китайцы, чем мы сами. В сравнении с нами они хотят еще большего уровня контроля». Я называю три альтернативные модели для Китая. Первая: непродолжительный либеральный эксперимент в России времен позднего Горбачева и раннего Ельцина. Вторая модель: бурная демократия Тайваня. Третья: Индия, самая густонаселенная демократическая страна мира. Каждый из этих вариантов вызывает болезненную реакцию. Мои собеседники предлагают просто взглянуть на экономические достижения этих стран и сравнить их с достижениями Китая. По мнению Чэнгэня, «люди с Запада не могут непредубежденно судить о политических системах. Им не под силу смириться с тем, что другие системы тоже могут быть хороши».
Чэнгэнь и Кевин путешествовали по миру меньше, чем мои сингапурские друзья, однако они, по–видимому, пришли к аналогичным выводам. Я снова сталкиваюсь с фактом, что наиболее рьяные защитники правительства принадлежат к числу тех, кто получил лучшее западное образование. Возможно, удивляться тут нечему. Я повидал достаточно людей из «лиги Эм–би–эй»[19] в Лондоне, Европе и США — людей разных национальностей, которые в течение двух десятилетий определяли себя не через политику или протест, но через всемирную власть денег. Их китайские коллеги всего лишь пытаются им подражать.
Олимпийские игры показали, как далеко продвинулся Китай по пути модернизации, — но не в направлении либеральной демократии. Государство по–прежнему определяет, сколько детей могут иметь граждане. Оно по–прежнему ограничивает в перемещении городскую и сельскую бедноту. С другой стороны, государство в основном ушло из повседневной жизни людей, обеспечив китайцам беспрецедентную свободу потребления, а также профессионального роста и саморазвития. Расширение сферы личной свободы сочеталось с усложняющимся государственным контролем над общественной сферой. В 8о–х годах многие китайские интеллектуалы поддерживали многопартийные выборы. После событий на площади Тяньаньмэнь взгляды на политическую реформу изменились. В то время как некоторые известные интеллектуалы по–прежнему верят в постепенное принятие страной демократии, другие утверждают, что для Китая лучше вообще отказаться от выборов и направить усилия на то, чтобы сделать правовым и ответственным однопартийное государство. Партия — это прежде всего всесторонность. В последнее время, чтобы учитывать общественное мнение, она начала обращать внимание на результаты социологических опросов, фокус–групп, на интернет и другие виды обратной связи. Возникла модель «совещательного авторитаризма», которая в данный момент, кажется, укрепляет легитимность однопартийной системы и снижает стремление масс к тому, что они считают демократией западного образца.
